Cumbia кончается, и неожиданно начинают играть вальс, и танцующие спешат прочь с танцплощадки, словно на ней взорвалась бомба.

– Кто просил вальс?

– Я, – говорит Папа. – Ven[567], потанцуешь со своим папой?

– Но я не умею.

– Не волнуйся, mija. Asi como sea[568].

Папа встает и ведет меня танцевать, как истинный caballero, каковым он и является. Все аплодируют и оставляют в нашем распоряжении всю танцплощадку, и я покрываюсь потом от волнения, но спустя какое-то время забываю обо всех, и когда наконец у меня получается вальсировать, многие папины друзья встают и присоединяются к нам, некоторые из них тянут за собой своих жен, а другие – дочерей или внучек, и вот танцплощадка снова заполнена – сначала хорошими танцорами, теми, что постарше, а потом плохими, помоложе, но никому нет до этого дела, и всем нам чертовски весело.

– Кто моя niña bonita?

Папа танцует, как танцевал в молодости, словно он тот самый парень, что мотался по танцплощадкам во время войны. Тот самый, которого повстречала моя Мама. Лицо у него постаревшее и усталое, но волосы и усы все еще совсем черные.

– А чему, как тебе кажется, ты научился в жизни? Чему la vida научила тебя, Папа?

– ¿La vida?.. Достойно трудиться.

– И этого достаточно?

– Этого достаточно для одной жизни…