Не полагается спрашивать о таких вещах. Есть истории, которые невозможно рассказать.

Равно как есть истории, которые ты сама не хочешь никому рассказывать. Может, у Папы тоже есть ко мне вопросы. Может, он хочет или не хочет знать обо мне и Эрнесто, но он ни о чем таком не спрашивает. Ведь мы истинные мексиканцы. И столько всего недоговариваем.

И я ничего не могу с этим поделать. И подношу концы caramelo rebozo к губам и, сама того не замечая, жую ее бахрому, и ее тыквенный вкус, знакомый и успокаивающий, напоминает мне о том, что я связана со столь многими людьми, со столь многими.

Может, это и хорошо, что я не могу сказать: «Мне очень жаль, Папа», а Папа не говорит мне: «Я прощаю тебя». Может, не имеет никакого значения, что Папа никогда не говорил Маме Perdóname[565], и Мама никогда не отвечала на это «Я тебя прощаю». Может, и должно, что Бабуля так и не извинилась перед Мамой: «Я сделала тебе больно, пожалуйста, прости меня», а Мама так и не сказала ей: «Забудь, это все в прошлом». Это не имеет значения. Может, мое дело – разделять пряди и сплетать слова за тех, кто не может хотя бы произнести их, чтобы в конце концов все стало хорошо. Вот о чем я думаю.

Мне бы хотелось сказать Папе Te comprendo [566]или «Я люблю тебя», что одно и то же. Но странно даже представить, что можно сказать так. Мы не говорим друг другу: «Я люблю тебя», когда, скажем, мои братья обнимают меня, потому что мы очень редко обнимаем друг друга, хотя Папа то и дело обнимает нас. И я привыкла к этому, равно как и к тому, что не привыкла к объятиям братьев. Они пахнут, как пахнут их подушки. Это запах волос и мужественности, как у Папы, запах помады для волос «Альберто VO 5», что никогда не нравился мне, но когда я обнимаю Папу в этот раз, мне хочется плакать, учуяв его.

– Представь непредставимое, – говорит Папа, глядя на танцплощадку, где, как на цирковой арене, скачут, и трясутся, и гордо прохаживаются тела. – Представь непредставимое. Подумай о тех невероятных вещах, что могут произойти, и поверь мне, Судьба превзойдет тебя в этом и придумает вещи куда более невероятные. Такова жизнь. Госпоти! Наши жизни – это такая telenovela!

И это правда. Божественное Провидение – самый одаренный воображением писатель. Сюжетные линии закручиваются в круги и спирали, жизни переплетаются, случаются самые невероятные совпадения, события образуют узлы, восьмерки, двойные петли, узоры более причудливые, чем бахрома шелкового rebozo. Нет, я не способна выдумать такое. Никто не способен сравниться с жизнью.