Сегодня, в сырой, промозглый вечер издательница Карен Нордквист устроила вечеринку в своем образцово-показательном доме, где потолки в гостиной были высотой вдвое больше обычных, а у книжных полок, занимавших всю стену, стояла стремянка. Несколько раньше Карен влезла на эту стремянку, чтобы провозгласить тост в честь Грир. Все смотрели не без испуга, как она карабкается на самый верх с бокалом мартини в руке, но Карен была совершенно бесстрашна. Встав на верхнюю ступеньку и окинув взглядом комнату, она произнесла слегка нетрезвым голосом:

– Ого, я вижу у всех в волосах проборы. Аккуратненькие. – Раздался смех. – Гляжу, вы воодушевленно за собой следите. Но главное – я вижу ваше воодушевление по поводу этой великолепной книги, этого феномена, «Внешних голосов». Я сама полна воодушевления. Грир, мы тебя любим!

Грир, стоявшая внизу, бессмысленно откликнулась:

– Я вас тоже люблю!

А потом огляделась по сторонам, и на нее нахлынуло. Дело было не в любви, хотя были здесь и те, кого она действительно любила, – например, Кори с Эмилией на руках, а еще вокруг было много добрых друзей – но дело было в другом. Ее поразило, что все смотрят на нее выжидательно. Все ждали, что кто-то за них что-то сделает. Скажет слово, которое они смогут осмыслить и превратить в нечто другое. Вдруг слово окажет определенное воздействие – может, это будет даже не слово. Может, жест, или момент напряженного внимания. Книга Грир, эта платформа, такая добросовестная, ободряющая, подстегивающая не была – и Грир это знала – ни оригинальной, ни блистательной. Платформа, вне всякого сомнения, не являлась совершенной. А Грир не была вожаком. И никогда не смогла бы им стать.

– Я скажу кратко, – произнесла она и увидела на некоторых лицах откровенное облегчение. Никто не любит, когда писатель на вечере в свою честь разливается соловьем. – Мы собрались здесь в очень странное время. Странное и затянувшееся. Каждое новое событие, которое повергает нас в шок, именно шоком и является. Но в этом нет ничего удивительного. Успех моей книги именно в такое время, – продолжала Грир, – вызывает растерянность. Однако и радость. Хотя, конечно, бедным моим барабанным перепонкам здорово достается. Сегодня утром я выступала в школе, перед третьеклассниками, и девочки принесли дудки! До сих пор больно. – Раздался смех. – Сама я никогда не умела говорить громко, – продолжала Грир. – Вы это уже знаете. Да вы про меня давно уже все знаете. – А потом она добавила: – Я вам прочитаю из книги малюсенький отрывок. Для затравки. – Она взяла в руки книгу в яркой обложке, с уже давно узнаваемым рисунком – раскрытым ртом – и читала ровно минуту и сорок секунд, на том и закруглилась. Все похлопали и вернулись к своим тревожным разговорам, к бокалам со спиртным. Лицо у Грир раскраснелось и засияло, как это всегда случалось, когда она говорила публично, даже теперь.