Перенос столицы в Петербург серьезно ослабил внимание власти к проблемам Москвы, пока наконец Екатерина II, задумавшаяся о возвращении Москве отнятого у нее статуса первого города империи (к этому ее подталкивал в своих письмах Дени Дидро), не соизволила в конце 1770-х годов высочайше распорядиться о начале работы над новым водопроводом.
К такому решению царицу подвигли катастрофические последствия эпидемии чумы 1771 года, скорость распространения которой приписывали опять же воде, но грязной. Повальная смертность, в том числе и в Москве, от эпидемии неизлечимой болезни, пришедшей в тот год с юга страны, привела не только к сокращению населения старой столицы на четверть, но и к бунтам. Люди умирали тысячами. В ту пору генерал-губернатором Москвы служил Петр Семенович Салтыков, уверовавший, что главным лекарством от чумы могут быть молебны и крестные ходы. Не проявив необходимых для такого ответственного поста качеств и испугавшись народного гнева, в сентябре 1771 года он бежал из города в свое подмосковное имение Марфино, прихватив полк солдат и даже пушки. Его примеру последовали и подчиненные – московский обер-полицмейстер генерал-майор Бахметьев. На следующий день начался чумной бунт, направленный против врачей-вредителей немецкой национальности, которых просто убивали. Сожгли больницы и карантинные бараки. А затем гнев обратился супротив архиепископа Московского Амвросия, запретившего молебны и крестные ходы как средство распространения эпидемии. Архиепископа поймали и растерзали. Лишь привлечение армии к усмирению бунтовщиков прекратило беспорядки. Так что верно поется в песне: «Губит людей не пиво, губит людей вода».
Качество мутной московской воды оставляло желать лучшего еще и из-за плохих геологических условий – глинистой почвы, а также антисанитарии. Испокон веку все отходы сливали в реки и водоемы (дабы не тратиться на золотарей), потому и столько было так называемых поганых прудов, то есть дурно пахнущих, наполненных нечистотами. Одни Чистые пруды чего стоят – их нынешнее название возникло гораздо позже, чем чистая вода пришла в Москву. Москва-река (которую никак не назовешь полноводной) и ее многочисленные притоки Яуза, Неглинка, Жабинка, Черногрязка, Нищенка вроде под боком, а воду из них пить опасно. Потому в поисках песчаного слоя колодцы рыли глубокие, но даже это не гарантировало хорошее качество воды. Разносили воду и продавали по домам водоносы с бочонками. Бедняки в зимнее время пили талую воду, народ побогаче употреблял воду из частных колодцев (один из таких был вырыт на Трех горах), что давало неплохой доход – 10 рублей за годовой абонемент на получение воды. Это было дорого, а ведь когда-то в Москве насчитывалось до 5000 (!) колодцев, однако в итоге к концу XVIII века число пригодных для питья можно было пересчитать по пальцам, кроме Трехгорного это еще Адроньевский и Преображенский.