Всю дорогу до Вартовска он планировал свои дальнейшие действия. Складывалось удачно: моторист мотобота «Трезвый» у мента Ермакова под подозрением и даже под следствием. Шьют ему и кражу винтовки, и убийство лесника, и стрельбу по Витьке Седых, и даже покушение на Пипкина. Если к этому перечню добавится еще и убийство кассира экспедиции с целью ограбления – ни у кого и тени сомнения не возникнет, чьих это рук дело: гниловатый парнишка, городской, такие на все способны. Однако подставить пацана следовало с умом, чтобы не вызвать сомнения в безгрешности убиенного им завхоза-кассира. На кон легла сумма, какой отродясь не бывало в руках у Ленчика, и он, крепко помня блатную заповедь, что жадность фраеров губит, решил не жадничать. Из ста сорока тысяч двадцать пять положил в вещевой мешок вместе с рассыпной солью. Рассчитал Ленчик, что на обратной дороге из Вартовска, когда на борту они с Андреем вдвоем останутся, отправит он мальчишку в воду с тяжелым мешком на плечах, мотобот отпустит по течению, а сам скроется на обласе. Через недельку-другую соль в мешке растворится, труп всплывет, его выловят и обнаружат в мешке деньги. Не все, конечно, но ведь они могли и выпасть через незавязанную горловину мешка. Тогда менты, чтобы не утруждать себя поисками другого преступника, всю вину спишут на самого погибшего, а дело закроют. Красиво задумывал дело Ленчик, фартово. Но вечный путаник Борька-Лосятник его чуть было не испортил, за что и поплатился, а заодно и подыграл Ленчику. Отсидевший срок Лосятник для следствия фигура еще более понятная и привычная, чем пацан: и лесника и кассира одновременно списать можно на него. А Андрей как соучастник по обоим делам пройдет, раз все стрелки на него показывают – не отвертится. Немножко жалко мальчишку. Впрочем, что его жалеть – пусть суд жалеет. А Леньку Чалого кто-нибудь жалел? Родная тетка не пожалела: когда отца и мать Ленчика в тридцать седьмом увели чекисты, оставила карапуза с записочкой в кармане на вокзале и исчезла. А потом кто-нибудь жалел Леньку в детдомах, спецприемниках и колониях? Никто. И он, Ленька Чалый, никого не жалел и жалеть не будет. Всех вокруг – только давить, подавлять и подчинять. Хватит, наунижался, натерпелся на дне. Отныне он, Ленчик, снова всплывает в блатном миру. У кого деньги – у того и власть. Власти Ленчик жаждет, как ее всегда жаждут холуи и «шестерки», чтобы отвести душу за годы унижений.

И Ленчик торопится получить свое, спешит навстречу своей воровской судьбе, спотыкается на корнях и кочках, раздвигает ветки, молит небо не заволакивать тучами его путеводную звезду, что поможет ему отыскать во тьме желанный и спасительный облас. Спасительный, потому что если в темноте Ленчик его не отыщет и не переоденется в сухое, то до утра не дотянет и окоченеет. Бегом бежит по чаще замерзающий Ленчик, шумит, не боится, да кого ему, мокрушнику, бояться? Пускай его другие боятся – сегодня он всех сильней.