«Какими людьми разбрасываемся!» – думал воевода, слушая Отласов и рудознатца. Оттолкни Володея – а ведь мог оттолкнуть! – тот разбойником станет. Приветь его добрым словом – жизни не пощадит. Хотя, хотя... Воевода знал, что Сибирь не ангелами покорялась. Что Ермака вспомнить... И после него сюда бежит люд разный, волевой, своенравный. И на глазах ширятся рубежи державы Российской. Казалось бы, вот уж Урал перевалили, вот уж вытеснили Кучума. До Енисея дошли, до Лены, до самых чукчей. А люди всё бегут, всё стремятся куда-то. Где только не лежат косточки русские! Куда только не ступала русская нога то в сапоге, то в лапте! На что только не пялил удивлённый взор пытливый человек русский!

Вот и Отласы из той же породы.

Так размышлял воевода, глядя на братьев, даже внешне не схожих, на рудознатца.

Григорий показывал причудливо вырисованную карту, которая сама по себе уже ценность великая. Всяк, кто пойдёт по их следу, теперь пойдёт не вслепую.

– Требуй награды, казак, – сказал воевода, отодвигая карту. – И вы требуйте. – Это Мину с Григорием.

– Сулил в пятидесятники поверстать, – напомнил Володей осторожно. – Взамен Василия Кузнецова, которого чукчи сгубили.

– Поверстаю. Далее?

– А коль поверстаешь, то и мне к чукчам идти... для прииску новых землиц.

– Дома-то не сидится? Токо что из похода.

– Пока молод, ходить надо. Душа воли просит.

– Кого заместо себя посоветуешь?

– Любима Дежнёва. Казак смелый, смышлёный, – не задумываясь, сказал Володей.

Давно примечал, побратим порою завидует ему. Зависть к доброму не приводит. Да и то правда, что Любим казак толковый, резвый, может, чуток избалованный, не в отца. Тот вместе с Отласом – старшим горе мыкал. «А пока врозь послужим», – решил Володей.

– Быть по-твоему, – кивнул воевода. – А вам чего, голуби?,- спросил он Мина с Григорием.

– Нас с им отпусти, – молвили они в голос.

– Берёшь? – не сомневаясь в ответе, всё же спросил воевода.

– Я без их, как без рук.

– Ну, ступайте, детушки. День выхода обговорим. Ты людей себе подбирай, – сказал Отласу. – Но многих дать не могу. Край велик, неспокоен.

– Ты бы чащину мне выплатил, воевода, – напомнил Отлас. – Пока ясачил – дом пограбили. Остался, в чём с Амгуни пришёл. А у меня жена, сын...

– И это решу, – воевода потрогал грудь рукою, сморщился и дал знак всем выйти.