Вокруг гомонили казаки. Орудовала черпаком Марьяна. Ковырялся в своих камушках Мин. Лишь Володея тут не было. Скрылся куда-то.

Потап приволок из лесу охапку сушняку, бросил.

– Ого! – удивился Васька, берясь за топор. – Иной лошади не увезти.

– Убери топорик, – остановил его Потап. – Я их так изломаю, чтоб силу в руках не потерять...

И принялся ломать сучья, какие ребром ладони, какие через колено.

Володей убрёл к тёплому ручью, подле которого туманно белел ягель, клубился парок. И было как-то не по-зимнему тепло и уютно. Но отойди чуть в сторону – мороз рванёт за уши, за нос, и сразу вспомнишь – зима, зима лютая!

Ещё один переход, и – Анадырь. Как встретит Андрей, друг старый? И ждал этой встречи, и робел: теперь оба в чинах равных. Не вызовет ли это у Андрея неприязни? Что самого заносить будет, Отлас о том не задумывался. Однако ж, с годами привыкнув к вольнице, стал уже относиться к начальным людям. Во всяком, кто стоял выше, видел недруга своего.

Цыпандина терпел и подолгу слушал его побывальщинки, в которых неназойливые слышались советы. Андрей никогда не говорил: делай так или этак. Улыбчиво наморщит лоб, кашлянет и, подтянув очкур, хахакнет: «Давай-ка покурим, Володей!» Набьёт табаком трубку, задымит. Потом предложит курнуть Отласу. Тот на дух табаку не выносил поначалу, но из уважения вдыхал едучий дым. Зайдётся, бывало, до слёз, замахав руками, вскочит, начнёт приплясывать, словно оса ужалила, насмешит Андрея, расхохочется сам. Не так уж и дым разъедает нутро, но знает, что шутка Андрею по душе. После неё – с дальних подходов начнётся неторопливая байка.

– Однёж ходили мы в этот самый Анадырь... – неторопливо выпуская дымные кольца, начнёт вспоминать Андрей. – Зелен я был тогда. Жил без оглядки... Со мной старик увязался, Афоня. Где он токо не перебывал! А тут в двух днях пути заперхал, за грудь схватился. И кони как назло пали. Ташшить его на себе пришлось. Груз – тоже. А он хитрушший, Афоня-то... с ленцой! «Сил нет, – говорит. – Давай груз оставим, пойдём налегке». Понял я – ваньку валяет. «Вставай!» – говорю. «Ташши!» – говорю. И с кулаками на его. Встал старик, понёс. Нёс, нёс и упал. Гляжу, он уж не дышит. Стыда-то мне было, Водолей! Угробил старого человека. Не перегрузи я его, жил бы ишо Афоня. Тогда за правило себе взял: в походе не о себе, о товаришше думать. Тому правилу боле не изменяю...

Оценивая спутников своих, Отлас прикидывал: не ошибся ли в ком? Кто в беде меня бросит? Потап – друг, с детства проверенный. Григорий с Василком – родная кровь. Да и Мин с Марьяной люди надёжные. Может, Лучка?.. Но и он показал себя человеком верным.