В ночном дежурстве дремно, тоскливо. Дома, едва глаза сомкнёшь, позовёт приказной: учёны-переучёны, а он всё одно гоняет, велит ползать, тайно к недругу подкрадываться, бесшумно снимать караульных.

Григорий тоже весь день в деле: учится языку у чукчей и юкагиров, рисует чертёж земли здешней, описывает деревья и травы. Мин рассказывает ему, где и какие находил камни, чем одна гора разнится от другой, куда устремляются реки и глубоки ли виданные им озёра. Всем занятия находятся. Нашлось бы и целовальнику. Привёз с собою три бочки мёда. И здесь собирался вино курить. Казаки не раз тайком упрашивали: «Продай!». Лис, соболей здешних давали. Боялся Илья отласова гнева. Тот сам не пил и запрещал пить служилым. А иной раз душа просила...

Приходили к Илье и ни с чем уходили. Он бы продал – плату давали немалую. Но Фетинья строго-настрого наказала: «Не трожь... покамест не срок».

А когда он, срок этот, грянет? Дают деньги – брать надобно. Сейчас ничего нет дороже вина. Вон казачки как облизываются. И сынка вечор – не ласками и не подарками – склонила вином. Столкнулась будто бы нечаянно в проулке, сунула в руки большой туес: «Бери, сынок!..».

Васька гневно отпрянул. Но вспомнил: давно не пивал. Приду щас, подумал, ковш опрокину и – на боковую.

Поддался слабости, взял. И как назло Володей вызвал. Не пойти не посмел, хоть был хмелён. В приказной избе едва на ногах держался.

– Дыхни! – потребовал Отлас.

Учуяв запах, смазал по уху.

– Где пил? У кого? – Ухо Васькино вспухло, налилось кровяным соком.

– У матери.

– Та откуда взяла?

– Привезла из Якутска.

– Та-ак, – Отлас покусал ус и, дёрнув Ваську за вспухшее ухо, велел привезти всё вино себе. «Годится для подхода», – решил.

И снова остались казаки ни с чем. Илья с Фетиньей жаловаться не смели. Да и кому тут пожалуешься? Хозяин – Володей.

Казаки зло на Илье сгоняли. На прошлой неделе так оттаскали, едва живой до дому добрался. Всё с Васьки началось... И Григорий решил его наказать.

Васька, притворяясь напуганным, отступал, охал, ахал, потешая казаков, и вдруг рухнул, споткнувшись о подставленную Марьяной ногу. Марьяна придавила его руки к полу. Григорий сдёрнул штаны и при всех выстегнул чересседельником.

Не боль, а стыд сделали казака бессильным. Подумать только: баба да калека опозорили его при всех. И Володей, услыхав шум, вышел в караульную и плашмя ударил ножнами сабли по голому заду. Наверно, долго бы ещё потешались над Васькой скучавшие казаки, но отвлекло важное событие: вернулись из похода Лука с Потапом.

– Живы! – ликовал Отлас, тиская их в объятиях. – Живёхоньки! А я разное тут подумывал.