Светлый фон

– Да ты что, Володимер Володимерович! – заобижался Цыпандин, с которым Отлас ещё вчера сговорился. – Мы с Семёном Гаврилычем люди честные. К нашим рукам единая полушка казённая не прильнёт.

– Верю. Потому и хочу оградить вас от пересудов. Посчитаем, в книгу ясашную внесём. Вам же спокойней будет!

И все до единой шкурки были подсчитаны и записаны в шнуровую книгу, но приказной отнёсся к этому безразлично. Сидел квелый, ко всему на свете равнодушный.

«Скорей бы! Скорей бы!» – повторял про себя, с нетерпением поглядывая на Цыпандина и нового приказного. Изживал Отласа всяко, но, видно, неистребима, живуча эта порода!

16

16

Илья с Фетиньей жили скрадно, в стылой, с незапамятных времён брошенной избёнке. Хозяин бывший когда-то захворал чёрной хворобой, заразил семью – все перемёрли. Так и стояла избушчонка, внушая страх людям. И пара эта, здесь поселившаяся, внушала страх. Её обегали. Даже сын Фетиньин, Васька, и тот ни разу к матери не зашёл. Зазывала робко, встречая на улице.

– Зашёл бы, сынок, – видно, и впрямь истосковалась по Ваське. Голос ищущий, непривычно ласковый. Васька убегал прочь.

Давно ли Илья Гарусов кичился богатством! Вино курил, держал перевоз. И власть, и деньги, и людская зависть тешили душу хромого кабатчика. Теперь нищ, куска хлеба нет в доме, да и в сундуке пусто. С женою вместе промышляют: то дикого оленя, то птицу добудут. Тем и живы. Иной раз Григорий с Марьяной принесут фунт мучицы или толокна.

Григорий попенял однажды брату: Помог бы! С голоду пухнут...

Отлас словно не расслышал, заговорил о Луке, о Потапе.

– Давно нет. Неуж сгинули?

Григорий настаивать не посмел. Крутоват брат, ежели поперёк шерсти его погладишь. А тут как раз против. Фетинью не терпит за то, что осквернила память Иванову. Илью, как и всю породу гарусовскую, за жадность и мздоимство. Много, ой много крови попортили они Отласам. Сама судьба их наказала, лишив богатства и власти. А живут. Илья вот опять урвал кусок у Отласов – Фетинью. Целовальником послан сюда. Целовальник – человек государев. Содержание ему положено. Отлас будто забыл об этом. Весь в хлопотах: готовит снаряжение походное, подбирает людей. Васька – первый помощник. В рот дяде заглядывает. По зову его готов к чёрту на рога кинуться.

Увидев как-то, что Фетинья толчёт кору в ступе, Григорий кинулся в караульную избу. За ним Марьяна увязалась.

– Тать! Нелюдь! – наступая на племянника, кричал Григорий. – Пошто над матерью изгаляешься?

Васька на голову выше дяди, грудь бочонком, плечи в сажень, посмеиваясь, отступал от дяди. И казаки, ожидая потехи, перемигивались, подначивали.