– Не чаяли, что живыми воротимся, – тронутый лаской его, сипло проговорил Лука.

Из-за угла приказной избы на него глядела Фетинья. Не слышала, как к ней подкрался Илья, дёрнул за руку.

– Чо, снова к ему потянуло?

– Ты-ыыы... – замахала руками женщина. – Не говори про его... боюсь! Себя боюсь, его, тебя тож... Уходить надобно.

– Уйдём, – легко согласился Илья. – Когда скажешь, тогда и уйдём.

– А куда? Где нас ждут?

– Пока в Якуцко... Там не поживётся – пойдём далее. Мир велик.

– Велик, – поникла Фетинья. – А вишь, тесен... Везде встречи.

Рука слабо поднялась, обвела круг перед Ильёй, немощно опустилась и повисла. Вспомнилось одинокое, почти вдовье житьё с Иваном, связь с Лукой, с Ильёю. Ни с кем из них не была счастлива. Сын отошёл, став совсем чужим. Как жить? С кем век доживать?..

Подавив вздох, заглянула в преданно сияющие глаза Ильи, чуть не вскрикнула. Да с ним же, с ним! Уж он-то не бросит! Вон решился на что: по её прихоти дядю родного на лобном месте розгами выстегал. А потом при всём честном народе нёс на руках через весь город. Так и через жизнь понесёт.

– Не гребти, Фета, – Илья нежно привлёк её к себе. – Будет и на нашей улице праздник.

– Не бросишь меня?

– Я-то? – Илья засмеялся. – Лишь бы ты меня не бросила.

– Не сбросай. А то беда будет.

– Не будет. Все наши беды позади.

Она поверила. И может, впервые за много лет вздохнула всей грудью.

17

Фетинья радовалась возвращению в Якутск. Жила теперь спокойно и сыто, хотя в кабаке хозяином был теперь не Илья, а голоштанный казачишко, который иной раз, куражась, давал Илье по уху. Тот терпел, не перечил.

Перед отъездом Отлас призвал её к себе, глядя в переносицу, буркнул: