Во имя чего? Во имя чего?..

Чтобы жить. Чтобы видеть окружающий мир, так никому и не поведав о нём?

Но жизнь слишком сурова, порой невыносима. Мир знаком. За сто, за тысячу лет горы изучили его во всех проявлениях. И зимы, и вёсны, целые эпохи, и звери, и люди – всё, всё им знакомо! Знакомы и помнятся мельчайшие и крупные события. Там вон козёл упал со скалы, подбитый коряцкой стрелой. А сколько их раньше падало! И люди срывались. Разбивались. Иногда просто сходились подле этих скал и убивали друг друга. Зачем?.. Разве так трудно поделить поровну эту стужу и эти снега? Их хватит всем до скончания века. Дерутся, убивают друг друга, глупцы...

Женщина у костра всё ещё улыбается. Давно уж ей не было так покойно. Она полна веры, полна предчувствия встречи с мужем. И рядом посапывает ребёнок и щурит бисерные глаза куропатка.

Костёр похож на чум, в котором веселятся огненные человечки, видать, напились веселящей воды. Пахнет мясом, чуть подгоревшим на углях. Женщина будит ребёнка. Он, не открывая глаз, отбрыкивается:

– Не хочууу.

– Поешь, Иванушко! Поешь, сынок! Мяско вку-усное! – и пахучий нежный кусочек толкает в рот ребёнка. Он жуёт во сне, потом требует: – Покорми пташку!

– Не забуду.

С удовольствием ест сама. Всё, что ни есть, она делает теперь с удовольствием. Дорогой выветрились тоска и печаль. О муже думает с тёплой нежностью: «Где-то мается, сердешный! Поди в снегах стынет. Аль вражьей стрелой поранен...»

...Отлас спустился за перевал, дал отдых спутникам и утомлённым оленям. Уж ночь брела по тундре, и буйствовала пурга. Пока ставили для атамана юрту, он пересчитывал нарты. Двух недосчитался.

– Кто отстал?

Снова вернулся к стоянке, оглядел встревоженно хлопочущих казаков.

– Лука! Васька! Кого недостаёт?

Лука метнул вокруг быстрый ласочий взгляд, тотчас определил:

– Григория и Мина с Марьяной. Поедем искать? – не ожидая ответа, пошёл запрягать оленей.

– Сам поеду, – остановил его Отлас. – Вот с ним, – он указал на Ому.

Мчались в ночь. Быть может, впервые за много дней вспомнил жену и малого Отласёнка: «Как они там? Поди, бедствуют?».

Нашли отставших верстах в четырёх. Казалось, и невозможно найти в такой закрутихе, но не таков Ома. Он, словно рысь, вглядывался в темень, нюхал ветер, ловя встречные запахи. И вот услыхал запах дыма.

Мин всё же надумал помереть. Наказывал своему юкагиру:

– Кончусь – в снег меня бросишь. Тихонечко, парень, без шума. У Володея и без меня забот много.