Вылеживаться ей было некогда. Волчица всю жизнь неустанно трудилась, кормила себя, рожала и кормила детей, смертельно уставала, потому что год от года добывать пищу становилось трудней. Оленей угоняли далеко к морю, да и охраняли их зорко, и очень редко ей сдавалось подстеречь отставшего от табуна олененка. Лося в одиночку не возьмешь. А в пору материнства волчица всегда живет одна и лишь по снегу, вместе с подросшими детьми, присоединяется к какой-нибудь стае. Вообще за семь прожитых волчицею лет тайга беднела. Зверь перевелся или ушел, птицы повымерли.

Волчица рыла правой лапой, левой осторожно отгребала из-под себя землю. И вот уж скоро она могла просунуть через новую отдушину голову и плечо, но второе плечо и хребет все еще сдерживали ее, не входили. Плотоядно оскалившись, она зевнула, уркнула на лосенка: «Чего брыкаешься, убоинка?» – и принялась строить свой тоннель с еще большим энтузиазмом. Собрав последние силы, Филька поднялся на ноги, устоял и, одолев боль в коленях, током пронзившую все тело, метнулся через верх, под самую крышу. Прыжок был слабым, падение – сильным. Лось взревел от нестерпимой боли и обреченно вытянул печальную морду. «Все, сдаюсь», – загудел он протяжно и сипло, и этот крик до глубины собачьей души потряс Бурана, который все видел из окна, но ничем не мог помочь приговоренному к смерти другу. Волчица приготовила себе лаз, примерилась и не спеша заскользила на брюхе в кораль. В безумном порыве Буран разбежался, ударил всею грудью в перекрестье рамы и вместе с нею грохнулся на куст смородины под окном. Услыхав грохот, волчица, забыв о поврежденной левой лапе, нервно и часто загребла назад, наружу. Пес уже высвободился из рамы, сломав ее, и мчался к пригону. Она юркнула за угол, выписала между кутятами восьмерку, сбивая со следа, и, таясь, поскакала к ручью. Пробежав вверх по воде, вымахнула на берег, сделала еще две восьмерки и, не оглядываясь, крупно заотмахивала к пещере.

Буран, убедившись, что Филька цел, промедлил и не сразу взял след, а взяв его, запутался на восьмерках. Когда он перебежал через ручей и распознал ее хитрость, волчица была недосягаема для него.

«Ну что ж, – заключил пес. – Мы еще встретимся». Заглянув в пригон, волкодав приветственно, бодро залаял: «Не унывай, друг! Жизнь продолжается», – и стал расширять тоннель, приготовленный волчицей.

Вернувшись домой, Станеев увидел прежде всего разбитое окно в избушке, помятый куст, а в пригоне нашел Бурана. Прижавшись к теплому Филькиному боку, волкодав посапывал, негромко рыча на кого-то во сне. Тревожить друзей Станеев не стал, но они проснулись. На глине, которую набросала волчица, отпечатались ее следы.