– А я не шучу, – кривлялся Водилов. – Буду платить ему тысячу долларов. И столько же волкодаву.

«Что-то не слишком он радуется своим миллионам!» – с облегчением отметил Станеев, видя, как встревоженно посматривает на мужа Елена.

– Ты сильно кричишь, Илюша. Кричать-то к чему? – урезонивала она Водилова и пожимала ему руку, другой рукою оглаживая живот. «Хочет, чтоб я заметил, что она в положении, – собирая на стол, подумал Станеев. – Странная пара: один миллионами хвастается, другая – беременностью».

– Сына ждете или дочку?

– Сын уже есть, – быстро ответила Елена, почему-то ждавшая этого вопроса. – Нужна дочка.

– Сам-то когда женишься? – брюзгливо спросил Водилов. – Из-за таких, как ты, сойдет на нет вся русская нация.

– А вот попадется миллионерша, – усмехнулся Станеев; забрав в горсть черную бороду, внимательно посмотрел на каждого из супругов. Илью эта шуточка покоробила. Елена, опасаясь, что разговор может принять нежелательное направление, нахмурилась, но тотчас заулыбалась. На щеках появились нежные ямочки,

– Собачки-то как подружились! – умилилась она.

– Люди бы так! – буркнул Водилов.

Сана уже освоилась, взбиралась на волкодава, скатывалась и снова взбиралась неутомимо. Буран изо всех сил втягивал бока, стараясь стать плоским, и подталкивал щенка носом. На языке вскипала слюна, волкодав сглатывал ее, а слюна вскипала снова. И по гортани, и по венам, и по всему огромному телу растекалось волнующее тепло, и пес осторожно шевелил хвостом от наслаждения, жмурил умные с грустинкой глаза, отечески присматривая за Саной. Вот она брякнулась на пол, взвизгнула и черканула Бурана в живот холодным влажным носом. Лизнув ее, волкодав поежился. До чего забавна эта малышка! И как славно, что она появилась! Может, впервые у Бурана проснулись отцовские или еще какие-то, природой заданные чувства. К тому замечательному, что внесла в его жизнь Раиса, добавилось еще и это сладостное, доселе неиспытанное ощущение. Вот жил же, не знал никого из них и считал, что именно так все и должно быть. А с появлением Саны в его жизнь вошло что-то новое, огромное и неизведанное. «Ах дурочка! Ну перестань, бога ради, щекотать своим носом. До чего же ты мила и наивна! И как жаль, что не я твой отец! Но и я тебе не чужой. Я тоже собака, и я люблю тебя и понимаю... Ну вот, упрудилась! Впрочем, что же тут удивительного-то? Все щенята делают лужи...»

– Ай-ай-ай! – заметив лужицу посреди комнаты, покачала головой Елена. Буран уркнул на нее и привстал.

– Он укусит меня, Юра!

– Не бойтесь. Буран у меня джентльмен, – нарезая хлеб, говорил Станеев. Хлеб сыроватый, собственной выпечки, гостье, по-видимому, не понравился. Обнюхав подгорелую корочку, она, едва скрывая брезгливость, отодвинула ломоть и принялась за копчености. Станеев, разливавший спиртное, гримаски ее не заметил. У Водилова от ярости побелел нос, в глубине зрачков зажглись желтые колючие искорки.