– Елене не наливай, – сказал он. – Она не будет за встречу.

–- Я и за прощание не буду.

– Ну, за прощание-то, может, и выпьешь, – пробормотал Водилов и подал знак. – Поехали!

– О тебе ни слуху ни духу. Хоть бы знать о себе дал, – едва пригубив, сказал Станеев.

– А зачем?

– Странный вопрос! Не один пуд соли съели...

– Соль нынче дешева. – Водилов оглядел стол и, отыскав то, что нужно, зачерпнул полную ложку. – Ага, сальцо! Вот это, брат, всего дороже.

«Как ему не противно? Топленое сало ест без хлеба...» – Станеев с войны не потреблял сала. Мальчишкой еще, с голодухи, пожадничал, забравшись к кому-то из деревенских в погреб, потом с неделю выворачивало все внутренности. А Водилов ест, и жир стекает ему на подбородок.

– Событий никаких не было. Если не считать женитьбу и свалившееся наследство.

– У Мурунова работал?

– Сначала у Мурунова. Потом перевели в главк. Елена Лазаревна меня там и окольцевала.

– Ну да, – шлепнув его по жирным губам, рассмеялась женщина, блеснув острыми красивыми зубками. – Это ты меня совратил. Да еще как совратил-то, по-гусарски! Приехала я к ним в командировку от журнала. Илья в коридоре меня подстерег и заявляет: – Вот что, лапа, я надумал жениться. Ты мне подходишь.

– А теперь пожинаю плоды своей самоуверенности... – в сторону пробурчал Водилов.

– И что, – не поверил Станеев, – вы сразу согласились?

– Дело в том... дело в том, – лукаво усмехнувшись, призналась Елена, – что я еще раньше навела о нем справки... Не огорчайся, мышонок! – успокоила она мужа, гладя его по плечу. – Мужчины часто заблуждаются... на свой счет. Но тебе повезло. Ведь правда же, ему повезло, Юра?

– Несомненно, – вежливо подтвердил Станеев.

– Мышонок, – пожевал губами Водилов, глядя на жену с недоверчивым изумлением. – Как это звучит, старина?

– Как реквием по твоей холостяцкой свободе. Ты сейчас в отпуске?

– Ага, впервые за три года. Проехал с сыном аж до самого Сахалина. Сокурсников своих повидал. Теперь вот к тебе решил наведаться, пока жив.

– Ты что, умирать собрался?