Критик исходил из первого, общепринятого значения одного слова или словосочетания и предлагал первое приходящее на ум заключение: в дурном настроении есть не хочешь. И то и другое вырвано из контекста, из всего повествования, из конкретных связей. Между тем у автора сразу за словами об appalling appetite девочка спрашивает, не солитер ли сидит в брате, и отец отвечает: нет, просто Джим растет. У подростка, а не у взрослого дурное настроение не обязательно отбивает аппетит! Да и девочку навряд ли испугало бы (навряд бы она даже заметила) отсутствие аппетита. Напротив, ее и дальше пугает именно непомерный аппетит брата, она изумляется, чего ради он «столько всего уплел» — бутылку молока и десяток бананов сразу!

Перевод был тут верен как раз потому, что основан на духе подлинника, на продуманном общем смысле рассказанного, а не на букве, не на первом по словарю толковании отдельно взятого слова, вырванного из всего настроения и всей картины. И отнюдь не из желания защитить честь собственного мундира воскрешаю я, виновница мнимого «ляпсуса», этот давний случай. Нет, здесь спор как раз о принципе, о самой сути, о корне и основе переводческого труда.

Образ, настроение, мысль и чувство… так важно это передать — и так невозможно передать, следуя одной лишь букве подлинника!