Вот такие лица Рябушинских. Что осталось от них в Москве? Про промышленность больше не будем. Давайте ближе к искусству. Как и остальные богатые семейства, имели Рябушинские склонность к коллекционированию (видимо, повальное увлечение овеществленным искусством – картинами, скульптурами, иконами – объясняется еще и тем, что финансовые вложения такого рода считаются одними из самых эффективных). Михаил Павлович даже приобрел у вдовы Саввы Тимофеевича Морозова Зинаиды знаменитый особняк на Спиридоновке, чтобы было где разместить коллекцию французской и русской живописи.
Степан Павлович с 1905 года, когда было разрешено открывать старообрядческие храмы, начал скупать по всей стране иконы старого письма и одаривал ими новые храмы единоверцев, оставляя самые редкие у себя. К 1914 году его коллекция, наряду с собраниями Ильи Остроухова и Алексея Морозова, считалась лучшей. Сейчас в Третьяковской галерее более полусотни икон из его собрания. Степан сам реставрировал иконы, выпустил научный труд, посвященный атрибуции и датировке знаменитой иконы Божией Матери Одигитрии Смоленской. А размещалась коллекция в домовой церкви самого знаменитого модернового особняка Москвы – дома на Малой Никитской, № 6/2 постройки Федора Шехтеля (и об особняке, и об архитекторе – в свое время, на свою букву). Только потому, что есть этот особняк в Москве, следовало бы упомянуть Рябушинских в «Книге Москвы». А так как славных дел за ними много, то и получилась, уж не обессудьте, одна из самых больших глав.
Рогожская слобода Центр старой веры
Рогожская слобода
Мы не раз уж говорили: 700 лет московского бытия – это эпоха гужевого транспорта. Многочисленные московские ямщики селились по окраинам около основных трасс. Из этих, сначала загородных, коллективных профессиональных поселений – и Рогожская слобода. Называлась она так, скорее всего, не от популярного продукта мочального плетения, а по имени села Рогожи, последующего Богородска, до сих пор Ногинска. Дорога была накатанной, вела дальше в издревле торговый Нижний Новгород, и потому слобода не отличалась малонаселенностью.
Теперь вынуждены сделать небольшой скачок в историческую, и даже церковно-историческую, сторону. В российской церковной истории существует весьма критический, можно сказать революционный, этап. Затеявшие в середине XVII века обновление (или приведение в соответствие с православным, но не российским, а греческим, каноном) церковных книг и правил ведения службы царь Алексей и патриарх Никон вряд ли ожидали такой реакции, такой тяги к привычному. Мы не имеем права обсуждать правоту той или иной стороны (точнее сторон, так как обрядческих толков существует множество), не нам судить, как творить крестное знамение – двумя или тремя перстами, как проводить крестный ход – «посолонь» (то есть по ходу солнца, по часовой стрелке) или навстречу. И вообще: про раскол мы вынуждены упомянуть потому, что он значительно повлиял на то, какой стала Москва.