* * *

В середине двадцатых годов, когда борьба между эсерами и скопцами вновь обострилась, в хоре усилился один еврей, бывший в их труппе с самого начала. Его привел еще Лептагов, который по неизвестной причине (впрочем, у еврея был неплохой баритон) всегда ему протежировал. С этим евреем была связана очень романтическая история; к сожалению, совершенно неизвестно, была ли в ней хоть капля правды. Излагали ее по-разному, и иногда получалось, что он даже не был природным евреем, в другой раз – что всё же был. Суть ее в следующем.

В 1863 году, когда восстание поляков доживало последние дни, крестьяне одного из имений по реке Тетереву загнали своего пана, на которого давно имели зуб, со всей его семьей и челядью, а также от мала до велика население близлежащего еврейского местечка, в воду – и стали кого закалывать кольями, кого просто топить. Тогда одна из женщин, видя, что смерть близка, сунула ребенка, который был с ней, в берестяной туес (была она еврейкой или полькой – не удалось выяснить, несмотря на самое тщательное расследование) и пустила вниз по течению. Верст через тридцать короб прибило к берегу рядом с другим еврейским местечком, где его, к счастью, заметили. Ребенка накормили, перепеленали, и в тот же день его взяла к себе бездетная и уже немолодая пара.

Младенцу было всего несколько дней, обрезан он не был, впрочем, и крестильного крестика на нем тоже не было. По внешности он был скорее славянин: золотистые волосы, серые глаза. Кажется, новые родители мальчика – фамилия их была Гурвич – одно время пытались найти его настоящую семью, но не слишком усердно: они так привязались к ребенку, что страх потерять его скоро заставил их бросить поиски. Мальчик был обрезан и до четырнадцати лет, то есть до дня, когда по доносу одного из местных чиновников началось расследование данной истории, прожил евреем.

В доносе Гурвичи обвинялись в том, что, воспользовавшись обстоятельствами, они совратили в жидовство ребенка христианского вероисповедания. Дело длилось больше трех лет, в конце же концов, несмотря на участие видных петербургских адвокатов, Гурвичи были признаны виновными и сосланы на два года в Сибирь, а ребенок окрещен и отдан на воспитание в добропорядочную православную семью в город Житомир.

Через год мальчик бежал в Сибирь к своим приемным родителям, но в живых их уже не застал: непривычный климат быстро свел обоих в могилу. Смерть эта, очевидно, сильно его поразила, потому что, вновь оказавшись в Житомире, он сразу объявил себя евреем, принялся усердно посещать синагогу, и все последовавшие попытки вернуть его в православие, несмотря на заинтересованность в этом деле даже особ августейшей крови, ничего не дали.