«Агасфер, как чудовищный спрут, охватил шар земной», – вещал Шмаков в своей громоздкой компиляции. Все же само обилие подобных и уже достаточно обезличенных влияний мешает тому, чтобы с большей определенностью установить конкретные источники «Крысолова». Перед нами скорее коллекция трюизмов, вошедших в настоящую литературу благодаря таланту Александра Грина. Его «Кладовая крысиного короля» в такой же мере перекликается с «Протоколами», как и с книгой Шмакова и смежными сочинениями[451]. Можно указать разве что на тот или иной специфический след.

В качестве готически-детективной «литературы тайн» юдофобские произведения пестрели хтоническими реалиями и, естественно, включали в себя мотив того самого лабиринта, который столь внушительно дан у Грина, заменившего средневековый замок или мифологизированные «подземелья Ватикана» зданием Центрального банка. Совершенно понятно между тем, почему оборотни собираются на свои шабаши именно в банке: ведь в кунсткамере юдофобских мифологем банк и биржа – это исконная цитадель, подлинное отечество бездушных еврейских финансистов, стоящих за спиной масонов, всевозможных заговорщиков, главарей и глашатаев революции.

Кто раскроет чудеса биржевых уток, фокусы игры на повышение и понижение <…>, – вещал А. Шмаков. – Лихорадочная подвижность, неожиданность выходок, ухищрения в сфере лжи и путем шатания из стороны в сторону, страсть к немедленным результатам, будто дело всей жизни сводится к тому, чтобы ограбить и сейчас же бежать, – все это так и сыплется из замыслов кагала, как из рога изобилия. Ненависть и корысть, маниакальное шарлатанство, необузданность самомнения, стремление провести и одурачить, – таковы инстинкты и «забавы», которые наблюдаются здесь – на сцене и за кулисами, действуя с невероятным напряжением и с тем могуществом, которое накоплялось веками… Какова внезапность в изобретении обманов? Как бесподобно лукавство в расстановке сетей? И каково уменье притворяться, скрывая когти под чарующей мягкостью компромиссов и обольстительной дружбы?![452]

Кто раскроет чудеса биржевых уток, фокусы игры на повышение и понижение <…>, – вещал А. Шмаков. – Лихорадочная подвижность, неожиданность выходок, ухищрения в сфере лжи и путем шатания из стороны в сторону, страсть к немедленным результатам, будто дело всей жизни сводится к тому, чтобы ограбить и сейчас же бежать, – все это так и сыплется из замыслов кагала, как из рога изобилия. Ненависть и корысть, маниакальное шарлатанство, необузданность самомнения, стремление провести и одурачить, – таковы инстинкты и «забавы», которые наблюдаются здесь – на сцене и за кулисами, действуя с невероятным напряжением и с тем могуществом, которое накоплялось веками… Какова внезапность в изобретении обманов? Как бесподобно лукавство в расстановке сетей? И каково уменье притворяться, скрывая когти под чарующей мягкостью компромиссов и обольстительной дружбы?![452]