Одна маленькая ошибка, девушка в подвенечном платье…

– Я боюсь…

Ее шепот в самые губы и доверчивость рук, которые притягивают ближе.

– Я буду нежен, не гарантирую, но постараюсь, хотя бы вначале, – отвечаю и ловлю ее губы. Ноготки скребут кожу на моих плечах.

Глупая, не понимает, что моя. Принадлежит мне. По праву первой ночи. По древнему закону и традициям.

Целую острую ключицу, ощущаю, как хаотично бьется пульс, веду носом по коже, что нежнее шелка. Дразню и ощущаю, как она то сжимает пальчики, то расслабляется, еще не понимая себя.

Я улетаю от ее реакции, от сбитого дыхания, от того, как приоткрывает губы, как дышит часто и как закрывает глаза, как тело прогибается в позвоночнике. Все на инстинктах.

Сам не понимаю, что уголки моих губ ползут вверх в довольной ухмылке. В горле застревает рык, когда она вдруг пытается прийти в себя, и пальцы на нежной коже сжимаются на рефлексах сильнее, вызывая сдавленный стон.

– После этой ночи ты моя, Ярослава…

Наконец, шепчу в ответ на ее молчаливый протест. И замечаю, как слеза все же срывается с ресничек и ползет по виску, а Ярослава прикусывает дрожащие, распухшие от поцелуев губки.

– Мой сладкий дурман.

Ловлю дорожку от слезы губами и скольжу по ее ушку, чтобы сказать чистую правду:

– Меня ведет от тебя… с первой секунды, как заглянул в твои огромные глаза…

Больше говорить не могу, слова царапают глотку. Не понимаю, как удается не слететь с катушек и не задрать свою добычу.

Кончики пальцев немеют. Никогда еще так не срывало тормоза, чтобы до потери пульса и до искр из глаз.

И контроль, чертов контроль, который не отпускаю. И ее эйфория, которую ловлю и дурею. От ее стона, от ее крика, от того, что теперь моя до конца. Вся. Целиком.

– Привыкай ко мне.

Рвано шепчу. Укладываю измученную девушку себе на плечо, не даю отстраниться. Обнимает меня, приникает доверчено, засыпает. Не выдерживает напора.

И перед тем, как отключиться, шепчет:

– Я привыкла. Уже. Давно. С первой секунды, как взглянула в лицо варвара, пришедшего украсть меня…