— Не мочь жертвовать, — печально ответила Кей. То ли они не могли жертвовать грузовиком, то ли самой Кей, то ли ресурсами недофинансированной больницы ради пациентки, которая, судя по всему, все равно вряд ли выживет, — этого Рози не знала и не думала, что это имеет какое-то значение. Она сделала единственное, что оставалось: вернулась к стопке регистрационных карт и взяла следующую.

Пациентка койки номер 15 полулежала, прислонившись к ней, вместо того чтобы лежать. Это была женщина с младенцами-близнецами, по одному на каждом локте, и веткой дерева, застрявшей во влагалище, — в (очевидно) отчаянной и (пока) неудавшейся попытке прервать беременность. После нее был мальчик младше Поппи — Клода — со змеиным укусом, который выглядел ядовитым, обязан был быть ядовитым, нанесенным одной из восьми ядовитых змей, которых мальчик видел возле дома и небрежно, но с гордостью называл, загибая пальцы, словно перечислял персонажей комиксов. Но потом каким-то чудом припухлость спáла и оказалось, что яда не было. Был крохотный ребенок с младенческой бери-бери, и Рози даже припомнить не могла, изучала эту болезнь или нет. Был мужчина, который утверждал, что ему пятьдесят, но выглядел на все восемьдесят, с туберкулезом кишечника — диагноз, который был на диво редким для Рози и так же на диво привычным для медсестры, которая помогала переводить. И случай ангины Людвига, так далеко зашедшей в отсутствие простых антибиотиков, необходимых для остановки инфекции, что пациенту потребовалась трахеотомия.

Но в основном в тот первый день — как и каждый до, как и каждый после — были диарея, диарея и лихорадки, и пациенты обезвоженные, и истощенные, и обессиленные. Не то чтобы Рози не видела таких симптомов в семейной практике. Просто здесь они были в достаточно острой форме, чтобы казаться чем-то совершенно иным — иным и были. Здесь они служили наглядной картиной того, что происходит, когда проблемы, которых можно избежать, появлялись, а потом нагнаивались; когда излечимое оставалось без лечения; когда недорогое не могли себе позволить; когда неясное оказывалось ошибочно определенным, ошибочно названным, ошибочно диагностированным, ошибочно выстроенным. Здесь повышенную температуру вызывал не тот грипп, который «сейчас ходит», не переутомление, вызванное надвигающимися экзаменами и подготовкой документов в колледж и неразумными требованиями хоккейного тренера. Здесь ее вызывали тусклые, никогда не спящие комары. Здесь ее вызывала загрязненная вода, зараженная еда или отсутствие обуви. Здесь ее вызывало отсутствие помощи, неправильно, или бездарно оказанная, или неоднозначная помощь. Все цеплялось одно за другое. Из-за недостаточности питания организм был слишком слабым, чтобы бороться с бактериями. Диарея лишала его мышц, плоти и резервов. Охваченные лихорадкой пациенты не могли есть. Так что же делало конкретного пациента таким худым, больным и обессиленным? Кто мог знать?