Завьер опустил манго в сумку и вытащил мешочек с мотыльком. Шнурок зацепился за что-то внутри сумки, и он дернул посильнее. Шнурок не поддался. Мальчишка с интересом наблюдал за ним, почесывая голой ступней голую икру, и его ноготь оставлял на сухой коже белые царапинки. В воздухе витали ароматы лука, имбиря и зеленых перцев. Завьер заглянул в окно. Дез’ре стояла у плиты. Он бы не смог ее разговорить, когда она оказалась в таком окружении.
И это было правильно и уместно.
Шнурок мешочка лопнул. Он зажал его в кулаке.
— А это что? — спросил Гидеон.
— Да ничего, — ответил Завьер и зашвырнул мешочек через забор в долину Лукии, как можно дальше; от сильного броска у него заломило плечо.
26
26
Анис снится, что она дерево: стоит на руках, пальцы вросли в почву, превратились в корни, кутикулы высасывают влагу из земли, по сосудам течет холодная вода, заменившая кровь. Она задыхается и ловит губами воздух, когда вода загустевает, превращаясь в сок, который омывает ее мочеточник и просачивается в яичники. Сок смешивается с жидкостями ее тела, становится вязким и меняется: яичники наполняются драгоценными камнями.
Ей снится, что она рожает изумруды, а Ингрид нанизывает их на нить вокруг ее шеи и вставляет в уши. Они пускаются в пляс под сияющей молодой луной. Она чувствует, как сон отлетает прочь, и протягивает к нему руку, точно способна его удержать и остаться там, где она спокойна и радостна, а Ингрид грозит пальчиком грозовым тучам и сердито кричит. А еще она слышит шум со стороны дороги: шум доносится с фабрики, и она возвращается к реальности. Звучит музыка, праздничная толпа течет мимо дома и веселится.
В голове стучит. Она просыпается, слегка пришибленная. Ей захотелось выйти из дому и разогнать веселящихся: лягнуть, расцарапать лицо, отмутузить любого, кто попадется на пути. Она могла вонзить пальцы в их глазницы и оторвать кости. Чтобы только все заткнулись, заткнулись, заткнулись…
Толпа оживленно завопила, словно услыхала ее мысли.
Она принялась разбрасывать исцеляющие флюиды вокруг себя, двигаясь как выздоравливающая. Она сломала один палец, сама не зная как и когда, на пальце виднелся крошечный шов. Она очистила нос и глотку от скопившейся слизи. Ей не хватало внутренней энергии. Требовался массаж Ингрид.
Она не пыталась исцелить Ингрид. В любом случае подруга не позволила бы. Ни та, ни другая не были непогрешимыми в магическом ремесле, а попробовать и сдаться — нет, этот камень потом лежал бы на ее душе слишком тяжким грузом. Ингрид не сообщила ей, когда умрет, это известие было бы для нее столь же невыносимым. Одно знание, что подруга умирает, и так причиняло слишком мучительную боль за два дня до утраты, за день, за двенадцать часов, за три. За один.