Лайла, казалось, опешила — впервые с момента сегодняшнего знакомства.

— Я уже тебе сказала: мужчины пытаются сделать невозможное. Но у меня начнется новая жизнь, сестрица, и в ней не будет места мужчинам. То, что я выбросила пусю, послужит этому гарантией.

Она и не предполагала, в каком нервном напряжении была Лайла.

Веки Анис затрепетали. Она запустила пальцы себе в промежность, потом за уши, потом ощупала пальцы ног: везде могли оказаться залежи серебряных искр. У нее закружилась голова. Еще чуть-чуть — и она бы упала в обморок. Ей был нужен отдых. Хоть какой-то. Ощущать пальцы Завьера во рту и — о! — его запах. Она бы такого никогда не забыла — до конца своих дней. Вот что наполнило бы ее энергией. Лайла что-то говорила, медленно и лениво, но она уже не могла ее слушать. Ей нравилась Лайла, и это, пожалуй, было самое странное из всего, что случилось в этот день.

Ей нужно было. Дотронуться. До кого угодно. Она поползла по заросшему стеблями физалиса полу.

Лайла с опаской наблюдала за приближением Анис.

Ноги у нее были как ватные, губы распухли. Ей было все равно, до кого — до любого человека, даже женщины, которую трахал ее муж.

Ее руки стали трогать запястья Лайлы, бедра, живот.

Как во сне.

Лайла положила свои пальцы на ее руку. Живот, мягкий и золотой под изумительным платьем.

Вдох. Выдох.

Жизнь.

О боги!

Биение здорового детского сердца. Сто десять ударов в минуту. Рот, все еще перепончатые ступни, вкусовые рецепторы начали реагировать. Почки. Спит в пузыре с благотворной жидкостью, пульсирует, лениво перекатывается.

Чистая энергия новорожденного.

Ее уши стали горячими, как сегодня утром, язык как будто раздулся. Сквозь тело забурлила энергия. Если эта волна ее не разорвет, она сможет громко и долго отпраздновать с новой подругой свое возрождение.

— А как… ты планируешь жить так, Лайла? Без п-пуси?

Анис легла на спину и поползла назад, проникая сквозь заросли физалиса.