Образ польской дамы часто выстраивался при помощи мотива опасности и тайны. В этом смысле приведенные выше слова великого князя Константина Павловича о Пруте, а равным образом и пушкинское стихотворение («даст она мне яду») очень показательны. Интересно, что историография, посвященная Польше первой трети XIX в., также склонна фиксироваться на околомистических событиях или прибегать к сослагательному наклонению. Так, в литературе встречаются рассуждения, что восстание 1830–1831 гг. могло и не произойти, если бы Николай I (вопреки сопротивлению великого князя Константина) смог отправить польскую армию на театр военных действий Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Братский союз русских и поляков был бы укреплен на полях сражений, а противоречия отступили бы на второй план или исчезли[1406]. Регулярно вспоминают и проклятия, посланные вслед Николаю I матерью Адама Чарторыйского, графиней Изабеллой, пригласившей монарха посетить ее имение Пулавы, но получившей отказ[1407]. Историки, которые, конечно, не чужды эмоциональным нарративам эпохи и образности литературы соответствующего периода, видят в словах старой польской графини «Я не прощу вам этого вовек» не то дурной знак, в духе «Пиковой дамы», не то горькую обиду – одну из тех, что приблизили развязку. Храбрые польские войска, искусственно сдерживаемые Константином и вынужденные лишь играть в войну, а не воевать, странные, мистические встречи, нереализованные возможности, посланные вслед удаляющемуся кортежу проклятия – все это, переходя из одного текста в другой, создало вокруг происходящего в Польше в первой трети XIX в. особую ауру романтики и трагедии.
В целом можно говорить о том, что эмоциональный режим эпохи апеллировал к категории «любовь» наравне с категорией «братство», а отношение части русского общества этого периода к Польше определялось в значительной степени переносом на Польшу русской влюбленности в Европу. Покорившие оказывались покоренными, что обеспечивало легитимность александровской, а затем и николаевской политике на западных территориях империи.
8.3. Политическая субъектность: Польша в Российской политической риторике и императорском титуле
8.3. Политическая субъектность: Польша в Российской политической риторике и императорском титуле
В политической риторике 1810–1820‐х гг. Польша – регион с широкой автономией внутри империи – неизменно маркировалась как территория особая и существующая вполне независимо. Ключевым фактором в этой системе оказывалась соотнесенность этой территории с Европой.