Нужно отметить, что публикации переводов на русский с определенным временным разрывом не затрудняли циркуляцию польских новостей среди российской аристократии: по-французски говорили все, а польский язык был очень популярен. Судя по частным архивам высших чиновников и военных, речи не просто читались, но и коллекционировались[1436]. Вместе с тем для более широких кругов российского общества, например провинциального дворянства, отсутствие информации в прессе имело значение. В России (за пределами Петербурга и Москвы) мало осознавали процесс появления третьего элемента монаршей образности – помимо русского царя и российского императора теперь также существовал и польский король, полагавший своим долгом обращаться к подданным одной конкретной территории в пространных речах. Отголоски этих обращений долетали до подданных монарха в столице, но были мало слышны тем, кто видел Александра I в рамках базовой парадигмы русского царя.

Вплоть до восстания 1830–1831 гг. Царство Польское в российских документах достаточно часто именовалось «страной», а если речь шла одновременно о Польше и России, то в тексте появлялась формулировка «обе/две страны». Например, А. Х. Бенкендорф, описывая приготовления к коронации Николая, писал, что «по приказанию императора из Петербурга была доставлена императорская корона с тем, чтобы показать всем, что для обеих стран есть всего одна корона»[1437]. Новости из Польши часто попадали в газеты в блок внешнеполитических сообщений. Так, «Сын Отечества» размещал информацию из Польши в рубрике «Обозрения новейших происшествий», в которой публиковались материалы о событиях за пределами Российской империи. С восшествием на престол Николая I ситуация в этом отношении не изменилась[1438].

Показательна позиция великого князя Константина Павловича, именовавшего Царство Польское «страной» в документах самого разного порядка. Например, комментируя первые действия Николая I на престоле, он писал, что монарх «при восшествии своем на престол, обещал манифестом данным этой стране следовать по стопам покойного императора»[1439]. В переписке с высшими чиновниками империи в случае, если речь шла о делах одновременно в империи и Царстве, великий князь, как уже упоминалось, всегда употреблял слово «польский» перед словом «русский» или формировал сочетание «польско-русский»[1440]. Наконец, в переписке цесаревич называл каждого из своих братьев-монархов «императором и царем (кролем)» безотносительно к тому, что Александр I не был коронован в Польше, а вопрос коронации Николая I три года был в процессе обсуждения[1441]. Надо сказать, что в отношении последовательности титулов Константин Павлович следовал букве и форме императорского титула, в котором император, конечно, был «выше» короля.