Я теряю терпение.
— На хрена он тебе сдался! Ты всю жизнь его не открывал, а тут — взъерепенилось тебе семиструнной гитаре учиться!
— Да! Я теперь захотел. Вдруг. Так бывает!
— Принесу я тебе самоучитель этот…
— Мне не нужен другой, мне нужен мой. Мой, понимаешь?
— Отстань.
— Ну что за дети у меня, уроды…
…И сегодня я согрешил. Купил, даже не на книжном рынке, а так, с рук, у какого-то старика, торгующего книжками из личной библиотеки, разложенными на бордюре, «Самоучитель для игры на семиструнной гитаре». Юрьева, 1961 год. Такой же замурзанный, как у папы.
Ну какая, блин, разница? А я хоть вздохну спокойно.
Купил и вечером стал демонстративно копаться в ящиках и мешках, под причитания папы, который стонал за моей спиной, как фрустрированное привидение, которого никто не боится. В один из мешков я сегодня подбросил старые ноты, чудом сохранившиеся на полках, и среди них — самоучитель.
— О, папа, а это что?
— А-а-а!!! Дай… вот он, вот!
Я затаил дыхание. Папа не открывал эту книжку уже почти сорок лет, но мало ли… может быть, запах? Но все старые книги пахнут почти одинаково.
— Я знал, знал, что ты отыщешь! Пойдем пить чай, пойдем, а?
— Ну, пойдем.
Папа прихлебывает травяной чай и любовно листает пожелтевшие страницы самоучителя. На лице — детское счастье. Я, посмеиваясь, делаю себе кофе.
— Спорим, ты его сейчас закроешь и, положив на полку, забудешь про него.
Папа не слушает меня. Все перелистывает страницы, будто их гладит.
— Помню, на первую стипендию я купил семиструнку и этот самоучитель и стал по вечерам в общежитии играть. Мы тогда с другом Колей жили вместе, только он редко там ночевал, так что я ему не мешал. К весне стало даже что-то получаться. Однажды играю, смотрю, дверь открывается — девочки заходят: «А можно мы послушаем?» Ну, можно, конечно, так и приходили каждый вечер, я им поиграю — уйдут. Одна задерживалась все время… нет, нечего ухмыляться, мы были не такие, как вы сейчас, я ей потом свидание назначил, помню, первый раз попали под дождь… — Папа замолкает. — Вот по этому самоучителю и учился.
Отец, любовно погладив книжку, кладет ее на полку перед своим креслом, где все время сидит за ноутбуком. Лицо его даже помолодело, разгладилось.