На краешке больничной койки сидит молодой парень, на вид подросток.

Сидит съежившись. Даже сгорбившись. Смотрит в пол.

«Восемнадцать есть», – машинально думаю про себя. Моложе пациентов наша больница не принимает.

Светлые вихры торчат в разные стороны. Голубые глаза опасливо бегают: с меня на стену и себе на руки. Руки сжаты в замок, пальцы переплетены. Максимально закрытая поза.

Рядом мама. Тоже испуганная. Тоже закрытая.

– Здравствуйте, Сергей и… – перевожу взгляд на маму.

– Наталья Пална, я мама Сереженьки. – Мама суетливо вскакивает со стула.

– Наталья Павловна, присаживайтесь. И я присяду. Давайте я сначала расспрошу Сережу. А вы потом добавите, что мы пропустили. Хорошо?

Сережа поднимает на меня глаза. Вздыхает. Щурится.

– Сережа, я ваш доктор, Елена Александровна. Расскажите, что вас сюда привело. Жалуйтесь.

Молчит. Сопит.

И я молчу. Жду.

– Я не знаю, зачем я здесь. У меня ничего не болит. Сейчас не болит, – коротко и отрывисто бросает Сергей в меня эти фразы. Как будто я успела уже чем-то его обидеть.

Отрицание проблемы – частая штука среди новеньких. Легче спрятаться от проблемы, чем поверить в нее. Пока не знаешь проблему по имени, все еще можно верить, что ее нет. Что само пройдет.

– Сережа, вы щуритесь. Что с глазами?

– В палате слишком яркий свет. Бьет по глазам.

За окном ноябрь. Даже на солнечном юге ноябрь слякотный и сумрачный. Вот и сейчас солнца за окном нет. Пациент сидит спиной к окнам. Выходит… у Сережи светобоязнь.

– У окулиста были? – спрашиваю маму и пациента.

– Да, когда краснели глаза. Нам сказали: конъюнктивит. Мы капали какие-то капли… – торопливо вступает мама.

– Они не помогли. Глазам все равно больно смотреть на свет. Никто не помог. Никто не сможет помочь! – Он срывается на крик и с вызовом смотрит на меня, сжимая свои худые длинные пальцы в кулаки.