Два часа спустя пришло отрезвление. И боли в животе. «Переела», – подумала девочка. Сытая усталость разлилась по телу. Утро вечера мудренее. Как приятно оказаться в своей кровати…

Ночь оказалась не доброй. И снов не было.

Боли в животе нарастали. Болело справа. И слева. Морозило. Температура.

Тошнит. Рвота. Тошнит. Снова рвота. Картинка перед глазами плывет.

Что же случилось с девочкой?

Заглянем в окно ее комнаты.

Боли в животе стали сильнее. Рвота, бессчетное количество раз.

А под утро стала болеть левая рука, плечо и лопатка. Уж не сердечный приступ у тебя, девочка?

Вызвали скорую. Фельдшер еще с порога почувствовал неладное. Осмотр подтвердил самые худшие опасения. Какой там сердечный приступ. В хирургию, живо! Носилки!

Через пять минут по утренним пробкам, с мигалками и сиреной, неслась машина скорой помощи.

Хотя нет, будем честными. Не неслась. Плелась в хвосте пробки. Единичные автомобили прижимались к обочине, но остальные стойко блюли свое место в очереди за счастьем.

А счет тем временем шел на минуты.

Вот и приемник. Белую как простынь девочку везли по больничным коридорам. Длинные узкие лампы проплывали над ней одна за одной.

«Давление не держит!», «Острый живот!», «Струйно лей!», «Когда берем на стол?» – как в тумане слышались слова дежурной смены.

Поджелудочная железа бедной девочки не выдержала роскошного пира. Это был не просто панкреатит. Это был панкреонекроз.

Нет, не так. Это был панкреонекроз.

Ткани поджелудочной железы плавились под действием собственных ферментов. То, что должно разъедать и растворять съеденную пищу, сейчас растворяло поджелудочную железу и стенки брюшной полости.

– Перитонит… – донеслось уже откуда-то издалека. – Загружается! Давай живей…

Лет сорок назад только один из двадцати пациентов с панкреонекрозом оставался в живых. Сегодня статистика гораздо лучше. Выживаемость целых 50 %. Цифры одинаковы во всем мире.

А с другой стороны, вдумайтесь. Половина пациентов умирают. Погибают.