Нравится, что даже в момент поцелуя мы не перестаем быть собой.

Сцена семьдесят восьмая

Сцена семьдесят восьмая

Прошел еще час, и теперь мы с Рейной пытаемся сидеть спокойно, а Брэнди накладывает нам грим.

– Все будет хорошо, – твердит Рейна, – нужно просто выйти на сцену и сделать то, что у нас получается лучше всего, как мы всегда и делаем. Тогда и нервничать не придется. Все по плану. Брэнди, ты зачем мне щеки помадой мажешь?

– Просто доверься мне, – советует Брэнди.

Если честно, только ей я бы в этом и доверилась, потому что Брэнди точно не использует больше косметики, чем я сама бы согласилась. Я все понимаю: яркий свет прожекторов как бы вымывает из тебя все краски, поэтому нужно подчеркивать лицо ярче и т. д. и т. п. Но если парням как-то можно обходиться без яркой помады, я тоже без нее обойдусь. Особенно на щеках.

Мне просто хочется быть собой.

Мисс Джао ждет, когда мы все наденем костюмы, а потом толпой выводит труппу на секретную учительскую парковку, где мы торжественно сжигаем программку спектакля.

– Мы Розуэлл Хилл, – говорит Джао, – и мы едины.

И мы снова и снова повторяем ее слова.

«МЫ РОЗУЭЛЛ ХИЛЛ, И МЫ ЕДИНЫ. МЫ РОЗУЭЛЛ ХИЛЛ, И МЫ ЕДИНЫ».

Вот бы поймать этот момент, закупорить в бутылке и сохранить на всю жизнь. Плечи Андерсона и Рейны, между которыми я зажата. Прикосновения рук, то, как мы стоим в кругу и снаружи нас омывает прохладный воздух осеннего вечера, а изнутри – волны любви и единения.

– Все вместе! – командует Джао, затаптывая тлеющие останки сгоревшей программки. Мы все собираемся еще ближе и обнимаемся.

И вот уже половина седьмого, мисс Джао стоит перед занавесом и просит всех выключить телефоны на время спектакля.

– Мюзикл, – доносится шепот Ланы Беннет откуда-то из-за декораций.

Оркестр играет увертюру, и я, как всегда, на минуту теряю способность дышать. Ной обнимает меня.

– Все получится.

– Ной, Энди, Рейна, к левому выходу, пожалуйста, – быстро шепчет Девон.

Ной снова обнимает меня: