– Он был во «Фрэнни». Это длинная история. Он был спрятан. Гас показал его Нэнси. Она до этого о рецепте не знала. Но главное не это.

Мэй ахнула. Эти ее ахи Аманде были отлично известны.

– Значит, они его украли. А когда – неважно. Рецепт, Аманда, был украден – и все тут.

Аманда замотала головой:

– Переверни.

Она сидела и ждала, пока сестра молча читала написанное на обороте. Мэй долго не могла оторвать взгляда от слов, написанных мелким витиеватым почерком. Потом подняла глаза на Аманду.

– Они нам должны, – сказала она.

– Я знаю, – кивнула Аманда. – Мэри-Кэт была права.

– И права, и не права, – отозвалась Мэй. – Фрэнни-то умерла первой. Фрэнни умерла, и остался ее муж…

– Я тоже так думаю. Хотя точно сказать, что там произошло, трудно… – она торопилась сказать все как можно быстрей, только бы Мэй не подумала, что она защищает клан Погочиелло. – На сто процентов никто не уверен. Но я вот что думаю. И Нэнси тоже так думает. Они долг никогда не вернули, но о нем знали. По крайней мере, первые Погочиелло знали.

Но дело не в первых Погочиелло. Она должна выложить сестре все, от начала до конца:

– Папаша Фрэнк, мой свекр, он этот листок видел. Это он его Гасу показал, когда Гас еще совсем маленьким был. Так что папаша Фрэнк про долг знал. Скорее всего, знал. Или догадывался.

– Какое, к черту, догадывался! Наверняка знал, – рассердилась Мэй. На ее месте Аманда бы тоже рассердилась. – Значит, Фрэнни и Мими не ссорились, а вражда у Мими была с рестораном, с «Цыплятами Фрэнни».

Мэй вернула Аманде листок и села на скамейку напротив сестры.

– Если бы Фрэнни была жива, – начала Аманда и сразу остановилась. Мэй и без слов понимала, что она хочет сказать. Если бы Фрэнни не умерла, они бы тут от «Кулинарных войн» не скрывались.

Обе сидели, глядя в пол. Не было никакой ссоры между Фрэнни и Мими. То есть они вполне могли иногда ссориться. Мими могла завидовать Фрэнни, потому что та была не одна, потому что у нее был «ее мужик». Пусть даже Мими его не слишком жаловала, и, видимо, не просто так. Или это Фрэнни завидовала Мими и ее независимости.

Так или иначе, сестре завидуешь всегда. Когда у сестры что-то есть, тебе всегда именно этого и не хватает.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – наконец проговорила Мэй.

Аманда вопросительно подняла брови. Прощения, что ли, начнет просить? Услышать сейчас ее извинения было бы очень неплохо. Она и сама готова была начать извиняться, но Мэй вполне может сделать это первой. Для разнообразия. Тем не менее никаких извинений Аманда не услышала. Она услышала, как Мэй плачет. При мысли о том, что все могло бы быть по-другому, у нее самой на глаза навернулись слезы. Но сестра плакала навзрыд, и Аманда, даже не осознавая, что делает, встала со своей скамейки, села рядом с Мэй и крепко ее к себе прижала.