И всё равно втайне ждал того самого вида с зависшей в воздухе стелой. Жалел, что не спросил имя хозяина, не сфотографировал эту площадь на телефон. Знал, что после того, как увидит эту фотографию, получится вообще всё.
Раскрывающая коробка синнабонов
Раскрывающая коробка синнабонов
Эйсу поймала послание прямо с утра, с пролетающим желтым листом, едва ли не первым в этом году, и сразу пошла к Исиа, невозможно же не пойти, когда она зовёт, дело у нее к Эйсу бывает редко, и сразу ясно становится, что это дело, а не что-нибудь там. Большая комната Исиа, как часто бывает по утрам, была по колено залита водой, и сквозь воду проглядывали темные досочки паркета.
– Чувствую я, – сказала Исиа, – что по ту сторону что-то не очень. Вот прямо очень не очень. У тебя хорошо с переходами, ты же можешь отнести им раскрывающий пирог, нырнёшь туда, пирог отдашь, и всё, больше ничего не нужно. А то если у них там всё схлопнется, нам тоже не поздоровится.
– Прямо сейчас? – переспросила Эйсу, уже изготавливаясь нырнуть в тёмную воду.
– Нет-нет, – рассмеялась Исиа, – пирог-то еще не готов. И кофе мы еще не пили, хвост даю, ты не завтракала. Нырять лучше вечером, как раз успеем приготовить, и наобщаться, да и вечером слышнее, что там, прицеливаться легче. Давай, пойдём готовить.
Обе поднялись в кухню, впереди Исиа, большая, в черном вышитом домашнем платье, с пушистым расчесанным хвостом, следом Эйсу: рыжая, лохматая, завёрнутая в расписанный птицами шаосс, сонная. Начинать следовало с кофе, иначе и пирог не получится, и Исиа, смеясь, достала маленькие твёрдые зелёные зёрна, бросила их на жаровню и принялась помешивать специальной лопаткой из кофейного дерева шисс. Эйсу взобралась на подоконник, между белых прохладных колонн, и совершенно с ними слилась, словно сама была из белого камня, похоже, только до такой степени проснулась. За окном летели стаи птиц и рыб, над морем поднимались первые утренние цветы, зачем было звать ее так рано, когда проход будет только вечером; но проявляющийся запах жареных зёрен извлёк ее из камня, хруст зёрен в мельнице вернул цвет и звук, а горечь и жар напитка в каменной чашке окончательно водворили её в себя. Ничего не поделаешь, придётся готовить и рассказывать Исиа, как дела, и вообще быть. Дела были не очень: ветер пах гуммиарабиком, звук на концерте получился глухой, о чем тут рассказывать. К счастью, Исиа больше болтала сама: про детей, про кота, про своего мужчину, простые, незамысловатые бытовые рассказы: как кот вырастил крылья, чтобы поймать жука, и застрял крылом в потолочной балке, сыну пришлось за ним лезть, ничего особенного. Муж растил балкон, но упустил, увлёкся, балкон зацвёл, вон, посмотри, отсюда видно, какой он теперь ветвистый, а кофейный столик поставить некуда. Эйсу не особенно внимательно слушала, Исиа вручила ей масло, лепестки и сахар, растирай, мол, а сама принялась чистить фрукты, не переставая болтать. Цветы за окном отцвели, и ветер занёс в окно парочку созревших плодов, Исиа подхватила их одной рукой, другой продолжая придерживать разбегающиеся фрукты, воскликнула: «Вот спасибо, кстати», и выжала оба плодика в миску. Эйсу устроилась поудобнее спиной к колонне, монотонная работа – то, что нужно, как Исиа всегда правильно выбирает, кого чем озадачить, ну, неудивительно, семья у нее большая, и все разные, поневоле научишься. Надо пользоваться моментом, пока вся эта семья не вернулась, вернётся – и начнётся. Это сейчас у нас считается тихо-спокойно, ну, журчит речь Исиа, ну, прибой мерно стучит в скалу под домом. Это, считай, тишина. В дело пошла мука, вернее, прилетела, Исиа словила ее белым крылом, и рукой уже притрамбовала в миске, протянула Эйсу: вмешивай, мол, пора. Сироп для начинки, впрочем, ни своими ногами не пришел, ни по воздуху не прилетел, а был просто налит из глиняной бутылки, и правильно, потому что воздух по-прежнему пах гуммиарабиком. Теперь настало время песка, это надо было вдвоём. Исиа и Эйсу с двух сторон подхватили тяжеленный мешок, вывернули его в жаровню и разровняли. Как раз, пока Исиа будет лепить пирог, песок нагреется. Тут уже Эйсу оставалось только смотреть, как ловкие гладкие руки мнут тесто и раскатывают его, надрезают и плетут, прячут сияющую фруктовую начинку под причудливой плетёнкой верхней корки. Тут, видя, что гостья ничем не занята, откуда-то сверху спланировал кот, потребовал его чесать. Эйсу была не против: это тоже довольно монотонная и успокоительная работа, да еще и неплохо оплачиваемая: коты сразу расплачиваются счастьем. Правда, счастье вышло не очень долгим: начали возвращаться домашние, и понеслось.