– Мы ужинаем с четой Вимё.

– А, мне нравится этот доктор, он хорошо образован, и его супруга.

– Еще будут Воннеры и Дерози.

Тони морщит курносый нос.

– Не по душе мне эти чиновники, которые воображают, что раз уж они пьют чай с килограммами мяты из севрского фарфора, так представляют собой нечто особенное.

Она кокетливо заискивает:

– Они очень влиятельны! Будешь пай-мальчиком, станешь себя с ними вести хорошо?

Он смягчается. Для него отказать в чем-то Консуэло невозможно.

– Буду самым лучшим.

Появляется доктор с супругой и сразу же – влиятельные в Алжире чиновники французского правительства. По жемчужным колье дам и сшитым по мерке пиджакам и золотым запонкам месье виден их достаток.

Тони хочет рассказать им о стае фламинго. Но Воннеры и Дерози предпочитают разговор о финансовом состоянии «Аэропостали». До них дошел слух, что компания – банкрот.

– Ну я мало понимаю во всех этих вопросах банковских поручительств. Но чего я точно не могу понять, так это как правительство может безучастно, ничего не предпринимая, смотреть, как гибнет передовая компания, в то время как наши соперники в Италии, Германии или Великобритании довольно потирают руки. За правительство просто стыдно!

Консуэло пристально смотрит на него, пытаясь заставить его замолчать чем-то вроде гипноза. Она бы пнула его под столом, но ноги у нее слишком короткие. Кажется, он не вполне отдает себе отчет в том, что перед ним сидят государственные мужи. А если и отдает, то ему наплевать.

– Установленные рекорды, линии, открытые в самые отдаленные уголки мира, восторженная пресса, горы медалей и наград за гражданское мужество ничего не значат для министерства воздушного флота.

– А, понимаю! – с ледяной улыбкой отвечает ему Воннер. – Награды, пресса… содержание этой столь дорогостоящей линии – вопрос тщеславия!

– Вопрос тщеславия? – Он повышает голос. – Это, месье Дерози, вопрос уважения к памяти ста четырнадцати летчиков, погибших на «Линиях». Они отдавали свои жизни, доставляя авиапочту всем гражданам этой страны. Но вам этого не понять. Самое рискованное, что вы когда-либо предпринимали в своей жизни, это высунуться из ложи оперы.

– Да это оскорбление!

Консуэло пытается снять напряжение, переведя разговор на то, как здесь трудно найти прислугу, которая не исчезла бы внезапно или не наводнила бы своей родней дом. Как только с жареным барашком покончено, обе четы правительственных чиновников, не дожидаясь кофе или десерта, одновременно, словно исполняя танцевальное па, встают и сухо прощаются.

Оставшись вдвоем с женой, Тони засовывает свои ручищи в глубокие, как мешки, карманы пиджака и хмурится. Он не может выбросить из головы слухи о закрытии компании.