– Что убивает, так это отсутствие жизни, месье Дора.

– Я не литератор, вам меня этими аргументами не убедить. Вы и сами знаете, что многие смогут пилотировать самолет, но только вы способны заткнуть пасть таким трепачам, как Линдберг.

– Великий летчик.

– И полный идиот. Пропагандирует позицию о нейтралитете Соединенных Штатов и даже утверждает, что Гитлер – это такой господин, который ставит во главу угла порядок, а против американцев ничего не имеет.

– И вы хотите, чтобы я отправился в США просить их послать на смерть своих сыновей для защиты моей страны прежде, чем я сам встал на ее защиту, так, что ли? Какое у меня моральное право это делать?

– Моралисты в войнах не побеждают.

– Быть может, моральная победа станет единственно возможной. Вы ведь знаете, что Франция обречена. Германия уже десять лет на самых современных заводах руками самых квалифицированных в мире рабочих день и ночь производит вооружение. На один французский самолет приходится двенадцать немецких. Когда они двинутся сюда, остановить их не сможет ничто.

Дора не сводит с него глаз и молчит. Не соглашается, но и не отрицает. Тони с мольбой в глазах оборачивается к лейтенанту.

– Месье, капитан де Сент-Экзюпери в данный момент не может покидать расположение разведгруппы II/33…

Дора бахает о стол кулаком, и все блюдечки с чашечками – уже пустыми – взлетают в воздух и вновь опускаются на скатерть. Лейтенант проглатывает язык.

– Чего вы хотите добиться этой своей разведгруппой, чьи самолеты будут летать над нацистскими линиями, вооруженные фотоаппаратами?

– Эти парни… если бы вы их только видели! Вы бы их, конечно, к ногтю прижали! Но они бы вам понравились. Это летчики, которые готовы на все и ничего не просят взамен. Не могу я сейчас, когда вот-вот станет жарко, собрать свой чемоданчик знаменитости и оставить их там. Не могу я обмануть их ожидания.

Дора делает последнюю затяжку.

– Чьи ожидания вы намерены не обмануть? Их или свои собственные? Что для вас важнее – Франция или несколько парней?

– Месье Дора, эти парни и есть Франция.

Дора тушит сигарету в пепельнице, хоть она выкурена всего наполовину. Сдавливает ее так, что она складывается гармошкой, и встает со стула.

– Сент-Экзюпери, вашу точку зрения я не разделяю. Думаю, что я даже ее не понимаю. Но вот что я вам скажу: я ее уважаю.

Он поднимает воротник своего пальто шерстяного сукна, поворачивается и идет прочь по бульвару, пока его силуэт не теряется среди шляп вечерних прохожих.

Тони прощается с лейтенантом до завтрашнего дня, когда им предстоит возвращаться в Орконт. На сегодня у него остается еще один важный визит. Уже несколько недель он не виделся с Консуэло.