– Вера – это моя мечта, мой двигатель, она толкнула меня на свершения, и даже если я когда-нибудь привыкну к ней, как супруги привыкают друг к другу в долгом браке, то я никогда не смогу забыть эти дни, это время в Бразилии, которое было для нее одной, во имя ее одной, и никогда бы не случилось, не будь ее в моей жизни. Пойми, любовь – это не только то, что мы рисуем в мечтах о человеке, которого до конца знать не можем, любовь – это еще опыт, пережитый вместе, те незримые связи друг с другом, которые мы одни осязаем: только я и она.

– Не понимаю… – Габриела возразила бойко, готовясь сказать ему пылкую речь в ответ, но он ее перебил.

– Конечно, не понимаешь, – сказал Сергей. – Я же сказал, что связи незримы, а значит, для других их нет, они существуют только в моей и ее реальности, это наше сокровенное.

– Но ты так смотрел на меня, когда я танцевала…

– Да, смотрел… Но ведь это другое…

– Что же?

– Ты не представляешь, о чем я думал…

– О чем? – спросила Габриела с надеждой в голосе – как всегда, до последнего надеется обманутая своими же фантазиями женщина.

– Я думал о том, что очень скоро точно так же свободна будет Вера – свободна от болезни, и она будет танцевать, и она будет так грациозна, легка, легкомысленна…

– О Сережа! – слезы выступили на ее глазах, рот некрасиво искривился, она тут же закрыла его руками и тяжелым взглядом обожгла его, а затем бросилась прочь.

Когда же она вернулась из туалета, то выпила рюмку коньяка и была холодна и покойна весь вечер, и Сергея восхитило ее самообладание. Лишь под конец, когда они прощались, она сказала ему кое-что злое и неприятное, что так глубоко кольнуло его:

– А все-таки ты ехал сюда только для себя любимого, для своей карьеры, ты хочешь вернуться домой и стать первым врачом, который практикует этот протокол, и даже если ты полюбил меня, то оставляешь мечты обо мне только ради карьеры. Ты и я – мы с тобой из одного теста, и я, как никто другой, тебя понимаю.

Именно эта капля, а не поцелуй и объяснения отравила все воспоминание о вечере. Слова Габи жгли душу, как капля кислоты, проникающая все глубже в мышцы мыслей. Была ли хотя бы толика правды в ее словах? Если и была, то он отказывался от нее, не хотел ничего знать о ней. Тогда же вдруг Сергею стало совестно перед собой и, главное, перед Верой за то, что он распылял самые свои задушевные идеи перед Габриелой, столь умной и столь недалекой одновременно.

Вдруг Сергей очнулся, все его тело обдало жаром от слишком мгновенного пробуждения, и в тот самый миг небо пронзили золотые копья свирепых молний. Так странно было видеть их, но не слышать раскаты грома. С тяжелой головой он проследовал на посадку. Бумажник был на месте, и он не проспал. Но эта гроза…