Не вмешивается он и в не умолкающие в кузнице разговоры, будь то умная речь или пустая болтовня (ведь в кузницу частенько заглядывают и те, кому там вовсе делать нечего), а знай себе калит да дует, чтобы сдать работу нетерпеливому заказчику и поскорей освободиться.

Освободиться от них, конечно, никогда не удается — не успеешь закончить одно, как подвертывается другое. Но это не беда — только так и можно стать настоящим мастером. За то и полюбился Йожи господину Синчаку, а потому он «не советует» своему подмастерью искать счастья в другом селе или в городе на заводе.

Кроме того, у Йожи есть уже и малая толика профессионального честолюбия, он гордится своим мастерством. Ему нравится, что люди видят, как он ловок, дивятся тому, с какой прямо-таки колдовской быстротой управляется он с трудной на вид работой. Йожи приятно изумление людей, на чьих глазах за какие-нибудь полчаса из двух кусков гнутого-перегнутого железного лома, точно по волшебству, получается новенький шкворень. Разве это не удовольствие — выхватить из груды лома в углу корявую, изъеденную ржавчиной железяку, бросить в горн, подкачнуть мехи и после нескольких ловких ударов молота снять с наковальни ладно выкованную скрепку для тележной оси?

Работает Йожи не только ловко и быстро, но и на совесть: пережогов у него не бывает. Про него не скажешь, как говорят порой о работе иных горе-кузнецов: «Скоро, да не споро». Раздувая горн, он не ввязывается в споры и пересуды, которые никогда не умолкают в кузне, не то что иной кузнец, который, качая ногой мехи, зубоскалит, кричит во все горло — иначе ничего не расслышишь от шума воздуходувки — и лишь изредка поглядывает на раскаляющееся железо; потом, вдруг опомнившись, выхватывает из огня поковку, но уже поздно — старое, повидавшее не один горн железо перекалилось и сгорело.

Крестьянин не сразу приметит, в чем дело, для него раскаленное железо все одинаково, к тому же он отворачивается от шипящих искр, жмется к сторонке — глаза-то дороже. Только потом, принося домой лопату, перекаленную до красновато-лилового цвета, и насаживая ее на крепкий черенок из акации, он не раз помянет недобрым словом балагура-кузнеца: железо трескается вдоль и поперек, словно кукурузная лепешка.

Что до Йожи, то вещь, вышедшую из его рук, никогда не приносили обратно с жалобой — вот, мол, не успели до дома донести, как она сломалась или рассыпалась. К нему никак уж не подойдет злая шутка, которой любят подколоть дурного ремесленника: «Лишь бы не развалилась, пока деньги отсчитывают».

Таков был Йожеф Майорош — он делал все добротно и быстро, как и пристало железных дел мастерам, сыновьям Вулкана.