Конечно, обе гостьи были, как говорится, «в полной форме» — намазаны, накрашены и прочее. Надо же показать свою «индивидуальность»! Волосы — настоящие или нет, кто их знает — у Илики, у худощавой, отливают золотом и падают на шею длинными локонами. У Чепики они, пожалуй, естественного каштанового цвета, но образуют на голове что-то вроде круглой деревенской корзинки, сплошь в мелких завитушках, как у негра. Должно быть, она считала — да и слышала от других, — что такая прическа ей к лицу. Губы у обеих накрашены, но как-то небрежно, словно наспех. То ли помада плохая, то ли умения не хватает — на недостаток времени они вряд ли могут пожаловаться, — то ли в пылу болтовни и, увлекшись кексами, они «съели» свои губы. Больше о них ничего и не скажешь. И Йожи кажется, будто он стоит перед витриной модного магазина и перед ним не люди, а манекены с раскрашенными, но уже немного облупленными лицами. Или будто он купил своей дочке в игрушечной лавке две огромные, с вытаращенными глазами куклы. Да, это не живые люди и даже не модели живых людей, а какие-то искусственные создания. Только бегающие по сторонам блестящие глаза да языки, что без устали мелют вздор в наигранном тоне дурных актрис, доказывают, что они все-таки люди, вернее сказать, дрянные людишки.

Не только их внешний вид, но и голоса и язык, каким они говорят, все глубоко чуждо Йожи. «Душечка, милочка, золотце, кошечка. Илика, Ибика, Чепика», — так и сыплется без конца. Ибойка тоже переняла эту манеру, липкую, как сладкий ликер, который они потягивают. Йожи всегда был противен жаргон гадалок и базарных торговок, который или слащаво-угодлив, или через минуту груб до сквернословия, но то, что он слышит сейчас, пожалуй, еще хуже. Ведь рыночный жаргон имеет хоть какой-то смысл, на нем говорят люди, которым надо как-то прожить, что-то заработать, прокормить семью, и это всякому понятно, но зачем сюсюкают и пускают слюни эти «дамы»?

Когда гостьи наконец ушли, для Йожи так и осталось неясным — кто они такие и на что живут?

Ибойка ответить ему не могла. Она никогда не спрашивала своих приятельниц, да и не задумывалась над этим. У них всегда оказывались деньги на личные нужды; пусть должности нет, зато средства есть — этого для нее достаточно.

Прошло несколько дней, и Йожи убедился, что Илика и Чепика день-деньской проводят с Ибойкой (он много раз заставал их у себя дома, но еще не знал об их встречах в кондитерских). Они фактически отнимали у него жену и без конца слюнявили, тискали его Эвику, баловали ее конфетами, шоколадками и прочим. Йожи чувствовал, что ребенок для них лишь игрушка, средство для развлечения, этакая забавная румяная матрешка, которая хотя тоже женщина, но еще не соперница. Поэтому он не мог верить всем этим слюнявым ласкам и льстивым словам. Ведь на таком жаргоне можно только лгать. Что выйдет из Эвики, если она пойдет по стопам этих особ?