Когда Майороши вошли в зал ресторана, известного раньше под названием «Голубая кошка», вся компания была уже в сборе: трое женщин и трое мужчин — им удалось соблазнить еще одного стахановца-каменщика Пала Морица. Мориц у строителей человек известный, и Чепика прилипла к его семье так же, как Илика к Майорошам. Ведь такие «буржуазные элементы» всегда липнут к «благонадежным» людям.

Разумеется, Майороши были встречены шумными приветствиями: состоялось знакомство, обменялись рукопожатиями, и Йожи было приятно, что, кроме этих неизвестных «знакомых», в компании оказался еще один рабочий парень, стахановец и коммунист, и тоже с женой: эта веселая, здоровая женщина сама имеет профессию, работает каменщиком — и не подручным, а уже мастером. Она недавно молоденькой девушкой приехала из деревни, поступила на стройку носить цемент, быстро освоилась с работой каменщика, и, видимо, не только с работой: она так лихо дымит сигаретой и пьет под видом ликера палинку, будто выучилась этому у родной матушки. Только в искусстве одеваться и мазаться она еще не постигла всех тонкостей, уж очень бросается в глаза, что вся она «сделана»: губы накрашены слишком густо и ярко, в костюме тоже нет «гармонии» — но для нее пока и это значит «подняться на ступеньку выше».

Конечно, если верить на слово, двое других мужчин тоже работают, они не господа и не какие-нибудь жулики. Первый, представляясь, сказал, что он счетовод-нормировщик на каком-то никому не известном заводе строительной промышленности, второй, как о нем говорили, работал агентом по сопровождению грузов на автомобильной базе.

Для Йожи вся эта ресторанная обстановка была, разумеется, чуждой. Он очень мало, да и то понаслышке, был знаком с миром будапештских кабаков и не знал, что у иных хорошо зарабатывающих рабочих и быстро выдвигающихся ответственных работников вошло в моду, так сказать, для полноты счастья, как в былое время у аристократов и скороспелых богачей, королей зубной пасты или суррогатного кофе, ужинать в «известных» ресторанах среди других «знаменитостей». Ужин им только тогда был по вкусу, если каждый кусок и глоток совершает свой маршрут под невообразимый шум и гвалт, пьяный хохот женщин и грубый смех мужчин, под рев радио, хрип граммофона, под завывание и громыханье джаза или под надрывные мелодии цыганской скрипки. Люди, которые не знают, что делать со своими деньгами, и которым неведомы духовные наслаждения, готовы заплатить сто форинтов за блюдо, которое в переводе на калории стоит не более десяти, лишь бы, теша свое тщеславие, хоть немного покрасоваться в «обществе». Ведь если бы они хотели просто повеселиться, послушать музыку и потанцевать, все это могло бы обойтись им гораздо дешевле у себя дома, среди товарищей по работе и приятелей.