В Йожи не было ни тени того цинизма улицы, который позволяет некоторым насмехаться и издеваться над стареющими женщинами, награждая их презрительной кличкой «старая каракатица» только потому, что они уже не красивы на уличный вкус. И он не мог понять Ибойку, которая совсем не желала стать «доброй женой», видеть именно в этом свою честь и призвание; она до сих пор — и, вероятно, так будет до самой смерти — хочет для всех оставаться прежде всего «женщиной», хотя у нее есть и муж и ребенок. В основе взглядов и привычек Йожи прочно лежал древний закон: «всему свое время». Девушка должна быть девушкой, молодка — молодкой, а женщине среднего или преклонного возраста не пристало молодиться. Ведь даже в одежде надо соблюдать правила. Наряд девушки — светлый и скромный, молодки — кокетливый и яркий, как у бабочки, но, по мере того как гаснет румянец щек и гуще серебрится седина, цвет платья женщины становится спокойнее, темнее: преобладают коричневый, синий, черный тона — как в самой природе. И закон этот нельзя не соблюдать, хоть сколько-нибудь уважая себя и других, ибо чувство приличия и благопристойности должно впитываться в кровь, в каждую клеточку тела. Самый же главный закон — девушка и молодая женщина обязана быть собранной, подтянутой, не только внешне, но и душевно, скромной и достойной, крепкой, как стальная пружина. Она должна чтить в себе женщину, требовать к себе уважения от всех окружающих, если даже не может достигнуть этого своей красотой.

Вот почему Йожи ничуть не сочувствовал желанию Ибойки подольше сохранить девичью прелесть и обаяние и смотрел на все ее ухищрения подозрительно и даже с некоторым отвращением. Дело в том, что теперь Ибойка совершала свой туалет на глазах у мужа, будто его и нет. А для Йожи это все равно что видеть, как собака на прогулке задирает ногу на телеграфный столб. Всякий раз, когда он заставал Ибойку за туалетным столиком, в нем на секунду вспыхивал гнев. Йожи еще понятно было и казалось естественным, когда Ибойка, одеваясь, становилась перед зеркалом и, повернувшись спиной, через плечо оглядывала себя с головы до пят — это движение было знакомо ему с детства, по деревне. Бывало, нарядившись в свои многочисленные юбки, крестьянские девушки и женщины точно так же осматривали себя со спины: не видна ли «из-под пятницы суббота», не завернулся ли подол одной из юбок, — ведь этак выйти не успеешь, как сразу на смех подымут. Ничего зазорного нет и в том, что перед уходом из дому Ибойка с восхищением разглядывает себя в зеркале: ей в самом деле есть на что поглядеть и чем полюбоваться. Естественно, что Ибойка, прежде чем переступить порог, повертится перед зеркалом, подойдет вплотную, отступит назад, повернется в профиль, в одну сторону, в другую и, наконец, обернется спиной, чтобы еще раз скользнуть взглядом по гладко обтянутым юбкой бедрам и круглым икрам в шелковых чулках. Но когда Йожи видел, как его жена, вытянув шею и бессмысленно уставившись в одну точку, водит по своим красиво очерченным губам карандашом или прижимает к изящному носику пуховку с пудрой, в нем закипала такая злость, что он с трудом сдерживался.