Тем не менее многочисленные труды выдающихся представителей старой и новой школ юридической мысли, посвященные вопросу природы государственной собственности, представляли собой не более чем маргинальное (пусть и любопытное) порождение недолгого ренессанса в советской юриспруденции в годы НЭПа. Представление об общественной собственности как об основном режиме, охватывающем различные формы собственности, было совершенно несовместимо с концепцией плановой экономики и соответствующей идеей абсолютной, неделимой и неприкосновенной государственной сферы. В 1928 году, когда с НЭПом было покончено, тенденция в гражданском и публичном праве, в рамках которой развивалась концепция «публичной» собственности, была осуждена как ересь, вдохновлявшаяся трудами западных «правоведов-социалистов», буржуазных социологов и юристов[1321]. Таким образом, недолгое возрождение понятия res publica в юридической теории было не более чем случайным эпизодом в истории по большей части безуспешных попыток создать общественную собственность сначала в царской России, а затем и в Советском государстве.

Несмотря на обещание упразднить государство сразу же после победы социализма, Советское государство не желало отмирать, а лишь набирало силу. Советская пропаганда и юриспруденция изо всех сил пытались затушевать различие между «народной» и «государственной» собственностью, объявляя последнюю наиболее естественной формой собственности при социализме. Предполагалось, что «государственная социалистическая собственность» и «народное достояние» – синонимы[1322]. В отличие от других видов собственности (кооперативной, личной и частной), существование которых в конце концов было признано советским правом, государственная собственность была выведена из-под действия гражданских законов: гражданин не мог выступить с гражданским иском против государства, оспаривая, например, конфискацию своего имущества. Более того, в случае имущественных тяжб вердикт по определению выносился в пользу государства вследствие принципа «презумпции государственной собственности», провозглашенного Верховным судом[1323]. Государственная собственность являлась неотчуждаемой и имела иммунитет к каким бы то ни было юридическим претензиям. «Право государственной собственности никаким законом не ограничено, поскольку от соввласти же зависит отменить всякое и законное и договорное ограничение», – писал корифей советской юриспруденции П. И. Стучка[1324]. Даже самодержавное правительство не претендовало на настолько абсолютные права. Советская государственная собственность имела статус самой абсолютной собственности, какая только была известна людям, а Советское государство стало ее «единоличным и деспотическим владельцем».