Почему такой долгий период выздоровления? Объясняют ли всё болезнь, усталость? Его популярность чрезвычайна, но она имеет оборотную сторону, также чрезвычайную. Многие боготворят его, многие его ненавидят. Не могло ли быть у Робеспьера подлинной усталости перед лицом обвинений, которые возобновлялись против него? Речь идёт здесь не об атаках контрреволюционеров, которыми он гордится, а об атаках "крайних" и врагов религии. В Якобинском клубе он должен оправдываться: "Было бы еще хорошо, если бы я был умеренным, фельяном, как об этом говорят в кафе"[294] (26 декабря-6 нивоза). Он негодует: "Из-за того, что я осуществлял в Комитете общественного спасения одну двенадцатую часть власти, меня называют диктатором" (10 января 1794 г.-21 нивоза II года). Всего за несколько дней до его болезни, его обвиняют в разгар заседания клуба. Сэнтекс, недовольный исключением Брише за его предложение чистки Конвента, удивляется, что клуб не взял время на размышление, затем предъявляет обвинение: "Я замечаю, к тому же, что с некоторого времени оно [Якобинское общество] позволяет себе господствовать при помощи деспотизма общественного мнения, тогда как только принципы должны управлять его решениями". Кем мог быть неизвестный Сэнтекс? Робеспьер клеймит его титулом интригана и добивается его исключения без обсуждений (7 февраля-19 плювиоза).

Однако, можно ли сомневаться, что эти атаки достигали своей цели, тревожили его? Затрагивая его, они подрывают его авторитет и его политические выборы, которые он защищает. Также, можно ли сомневаться в том, что его беспокоила перспектива борьбы против "новой фракции"? До какого предела нужно будет нанести удар?

Начиная с конца января, Робеспьер приготовил тезисы обвинительной речи. Во многих пунктах заметки напоминают его выступление в Якобинском клубе за 8 января (19 нивоза), во время которого он ещё раз оправдал своего друга Демулена. Здесь мы вновь находим всё то же обвинение в адрес фракций, которые стремятся к модерантизму и к эксцессам, иногда с одинаковыми формулировками; здесь мы вновь находим всё то же желание пощадить одновременно Эбера, слева, и Дантона с Демуленом, справа. Как и в начале января, атака сосредотачивается на Фабре д'Эглантине и его друзьях, скомпрометированных скандалом с Ост-Индской компанией. Однако речь идёт не о том, чтобы начать процесс об алчности и воровстве, а о том, чтобы поразить тех, кто нападает на политику Комитета общественного спасения. И Робеспьер называет имена: Дюбуа-Крансе, Мерлен из Тионвилля, Бурдон из Уазы, Филиппо, оба Гупийо, Марибон-Монто, Фабр д'Эглантин; это процесс о снисходительности, без того, чтобы затронуть Демулена, всё же критикуемого в докладе, и особенно Дантона, полностью обойдённого стороной. Обличительная речь осталась в состоянии черновика.