И потом, я уже догадалась, кто это был. И теперь мне требовались только доказательства.

Я возвращалась на Эйприл-стрит длинным кружным путем – через лесок на задах «Сент-Освальдз», потом по той заброшенной ветке железной дороги мимо Перечницы, после чего двухмильная гаревая дорожка привела меня прямиком к школе «Король Генрих». Давно, очень давно не ходила я по этой дороге, и призраки моего детства – призраки Конрада и его приятелей – словно шли со мною рядом. Эта дорога явно перестала быть популярной. Тропа стала у́же, а зеленые изгороди – выше и гуще. Островки розового кипрея уже отцвели; их семена, похожие на хлопья снега, пятнами собирались на выкошенных участках. Поля асфоделей, вспомнилось мне, что тянутся вдоль дороги, ведущей в Царство Мертвых.

Мне всегда казалось, что асфодель – это некая разновидность лилии. На самом деле, Рой, как вы, наверное, знаете, это растение относится скорее к нарциссам, к тем бледным печальным цветам, что во множестве произрастают на бескрайних просторах Царства Мертвых. И я вдруг подумала: а ведь тропа, что тянется вдоль полотна железной дороги, – это, безусловно, одна из дорог, ведущих в Аид; все здесь пребывает в запустении, все отдано на откуп кипрею, который уже не раз обсеменился и упорно продолжает размножаться и плести свои сети.

Ничего удивительного, что все там выглядело совершенно заброшенным. С тех пор как еще в начале семидесятых вход в железнодорожный туннель окончательно заблокировали, эти места крайне редко посещали даже энтузиасты, любители старых железных дорог, чтобы сфотографироваться на фоне этого жутковатого пейзажа. Перечница совершенно заросла вьюнками и стала еще больше похожа на замок из волшебной сказки, в котором, вполне возможно, все еще спит принцесса, ожидая, когда же за ней приедет ее принц.

Глупости. Нет там никакой принцессы. Все, что там внутри, давно мертво.

Однако само здание мертвым не выглядело. Вокруг него заросли кипрея стали еще гуще, и над ними в сонном летнем воздухе вились целые облака семян. Я остановилась, прислушалась, и мне показалось, что там, на том конце вентиляционной шахты, кто-то дышит – словно спит в полной темноте, ожидая своего часа. Кто же там может спать? И я вспомнила о том десятилетнем мальчишке по прозвищу Дверовой и о других работягах из «Копей Смартуэйта», которые в 1912 году спустились под землю и больше никогда на поверхности не появлялись. Конрад часто рассказывал мне эту историю; говорил, что люди в Молбри еще долго, почти целую неделю, слышали их голоса, умоляющие, зовущие и постепенно, один за другим затихавшие. Ведь и мой брат, подумала я, тоже давным-давно мертв, однако постоянно присутствует в наших жизнях; вот и мистер Смолфейс сумел вернуться и теперь пугает и преследует мою шестилетнюю дочь.