Светлый фон

Да, поняла я, это вполне возможно. Что же я-то до сих пор не сообразила, как именно связаны тогдашние и нынешние события! А все потому, что я была так уверена…

так уверена…

– А как его имя?

– Джерри, – сказал Даррен Милк.

– Джерри – это Джером? – спросила я. Ведь я с первой нашей встречи решила, что Джером, как и многие мои коллеги-мужчины, представляясь мне, назвал свою фамилию.

фамилию

Даррен кивнул:

– Да. Наверное, так.

– Спасибо тебе. Я поняла.

Некоторые откровения способны ослепить; некоторые обрушиваются на тебя как удар; а некоторые приходят постепенно, в виде незаметных подталкиваний в темноте. Теперь-то я поняла, что это были за «подталкивания». Странное появление Джерома в театре. Его стремление стать моим другом. Рассказ моего отца о визите «Конрада»: У него даже на лацкане был тот самый значок префекта, которым – помнишь? – он так гордился.

У него даже на лацкане был тот самый значок префекта, которым – помнишь? – он так гордился.

И то, что он оказался именно Фэтти, Толстяком, четвертым членом свиты моего брата, прямо-таки отлично сочеталось со всем прочим. Фентимену ничего не стоило стать «Конрадом». Будучи его другом, он знал о нем такие подробности, которые делали любую его историю вполне достоверной. А в качестве моего друга он получил доступ к таким сведениям, которые мог с легкостью использовать с выгодой для себя. Я попыталась вспомнить, что успела рассказать ему в тот день в «Жаждущем школяре». О номерных радиостанциях. О святилище, устроенном в комнате моего брата. О той радости, которую испытали мои родители, неожиданно получив письмо «от сына». Теперь-то я понимала, что сама снабдила Фентимена той информацией, которая была так ему необходима, чтобы его роль в этом спектакле была исполнена максимально достоверно. А сам он тем временем продолжал бы отвлекать меня всякими теориями и фантомами.

моего

Ну, а Милки, должно быть, стал частью его грандиозного плана. Я вспомнила, какую неловкость Милки испытывал в моем присутствии, как он попытался принести мне извинения за прошлое. А ведь в тот день в коридоре, у входа в театр, он мне солгал и сознательно позволил поверить, что светловолосый мальчик в школьной форме «Короля Генриха» и был тем призраком в маске. Но сейчас правда стала убийственно ясна: призраком в маске совершенно точно был Джером. Уж ему-то наверняка было известно и о люке, и о маске moretta, и о черном плаще, да и времени у него было более чем достаточно, чтобы в темноте войти в помещение театра, выйти оттуда и снова войти, а потом спрятаться в неработающем туалете, пока я обследовала помещение под люком. Только Милки видел тогда, как Джером входит в театр. И он наверняка все знал. Больше мне на поминках делать было нечего, и я незаметно ушла через садовую калитку на задах паба. Мой мозг сейчас работал с невероятной скоростью, моментально устанавливая все связи, и я едва за ним поспевала. Все, что я к этому времени узнала, – подстроенная сцена в школьном Маленьком Театре, обман Джерома, ложь Милки, – свидетельствовало о тщательно спланированной попытке подорвать мою уверенность в себе, а может, и мое душевное здоровье. Меня всеми средствами пытались заставить уйти из школы «Король Генрих» и начать новую жизнь с Домиником. С Домиником, так спешившим избавиться от коробок, содержимое которых свидетельствовало о его пребывании в школе «Король Генрих». С Домиником, который всегда крайне неодобрительно относился к моей работе в этой школе, что не раз приводило к нашим яростным ссорам. С Домиником, исполнявшим главную роль в спектакле «Отелло», для чего требовалась особая зеленая подсветка из люка.