И я, конечно, тоже никогда не воспринимала себя как возможного убийцу. Фентимен отвернулся, а я подняла с земли какую-то дубинку – по-моему, это был тот самый сломанный столбик от калитки. Довольно увесистый кусок дерева длиной фута три; на одном конце у него торчала парочка погнутых гвоздей и нечто похожее на часть дверной петли. Дерево было насквозь пропитано водой, поскольку довольно долго пролежало в луже. Я взяла эту дубинку наперевес, как хоккейную клюшку, и хотела уже треснуть ею Фентимена по затылку, но он, должно быть, догадался о моих намерениях, начал оборачиваться, и мой удар пришелся ему не на затылок, а в челюсть. Он отлетел от меня, рухнул на землю и скатился в мелкое дождевое озерцо.

Говорят, что утонуть можно и в луже. Я могу подписаться под правдивостью этого утверждения. Он, пожалуй, даже не сопротивлялся. По-моему, своим ударом я выбила ему челюсть из сустава, потому что он даже звуков никаких не издавал. Минут десять я просто стояла, поставив ногу ему на шею под затылком и пытаясь сообразить, что мне делать, если кто-нибудь – из мальчиков или учителей – случайно пройдет мимо. Никакого конкретного плана у меня не было. В голове мелькал водоворот мыслей и образов, вырвавшихся на свободу благодаря одному лишь совершенному мною действию – как у Пруста, когда он просто сидел, макал в вино бисквитное пирожное и вспоминал прошлое. Сравнение было, конечно, абсурдным, и я даже в тот момент это сознавала. Однако «макание» Фентимена в лужу возымело тот же эффект: передо мной вдруг начало разворачиваться прошлое, и я постепенно вытаскивала его наружу, как волосы из сливного отверстия в раковине. Все стало проясняться в моей памяти. Я вспомнила и зеленую дверь, и то, как за ней что-то с грохотом упало, и страшный лик того монстра, и я поняла, что вновь чувствую вкусы и запахи, вновь вижу и слышу, вновь чувствую все это – причем как бы изнутри, а не просто как некую историю, которой я оплела себя точно коконом. Ощущение было резким и очень похожим на то, как если бы внутри сочного фрукта я вдруг наткнулась зубами на камешек, невесть как туда попавший.

Некоторое время я стояла, совершенно ошеломленная. Любой, кому довелось бы в эти минуты пройти мимо Калитки Привратника, увидел бы, как я стою чуть поодаль с выражением предельной концентрации на лице и мертвым мужчиной у ног. Затем мой мир вновь шевельнулся, сдвинулся с места и стал потихоньку вращаться вокруг собственной оси, а я, очнувшись, схватила Фентимена за штанину, оттащила его подальше, чтобы он совсем скрылся под водой, а сверху еще и бросила несколько мешков с песком, надеясь, что так его, возможно, не сразу заметят. Но я понятия не имела, что мне делать дальше. Я убила Фентимена невольно, совершенно импульсивно, и точно так же невольно начинала уже как бы переформатировать в уме его смерть, называя себя всего лишь свидетельницей, страшно травмированной увиденным. В общем, я пошла домой и стала ждать прихода полиции. Прошло два дня, потом неделя. Давно кончился тот, совершенно несвойственный ранней осени затяжной дождь, и теперь было всего лишь вопросом времени, когда в обмелевшей и почти высохшей луже кто-то заметит тело убитого.