В следующие два месяца Джонс продолжал свое историческое расследование. Рассматривая график S&P, он усматривал в нем то признаки рецессии 2001 года, то падение 1987 года. Но какие бы аналогии ни проводил Джонс, его экономический прогноз оставался крайне негативным, и в конечном счете важен был не столько анализ графиков, сколько интуитивная догадка, которая навела его на такой анализ. Важными были те диспропорции на рынке, которые заметил и интуитивно осознал Джонс. В кредитный кризис финансовая система с высоким уровнем кредитования напоминает канатоходца во время шторма. Канат сильно раскачивается, и гимнаст может в любой момент потерять равновесие и сорваться с высоты. А ведь он наверняка не умеет летать.

Всю свою долгую карьеру Джонс шел именно к этой развязке. Он видел, как с 1980-х годов закредитованность экономики растет в геометрической прогрессии, и часто признавался в дурных предчувствиях. В период увлечения доткомами в конце 1990-х он написал письмо Алану Гринспену, председателю ФРС, убеждая его ужесточить маржинальные требования к биржевым трейдерам и тем самым замедлить приток денежных средств, с помощью которых надували технологический пузырь. Через несколько лет после этого, в середине 2000-х, Джонсу стал регулярно звонить один высокопоставленный чиновник из ФРС и расспрашивать о рисках, которым, по его мнению, подвержены рынки. И каждый раз Джонс обращал внимание на то, что одни долги обеспечиваются другими долгами. Никто не знает, какая часть пирамиды даст трещину, однако чем выше пирамида, тем вероятнее ее обрушение. Нет сомнений, что компания Tudor сама была частью этого шаткого здания. В конце каждого года Джонс задерживался в офисе вместе с президентом Tudor, Марком Далтоном, обсуждая размер премий для сотрудников компании. В один из таких дней Джонс взглянул на Далтона и спросил: «Можете ли вы представить, что будет, если финансовая система однажды рухнет? Что, если весь этот огромный маховик, частью которого мы являемся, однажды остановится?» — «Я даже не хочу об этом думать», — ответил Далтон¹⁵.

В ПЯТНИЦУ 12 СЕНТЯБРЯ 2008 ГОДА, ОКОЛО 6 ЧАСОВ вечера к зданию Федерального резерва Нью-Йорка подъехала колонна роскошных автомобилей темного цвета. Это были главы ведущих банков Уолл-стрит. Гостей встречали Хэнк Полсон, секретарь казначейства, Тимоти Гейтнер, президент Федерального резервного банка Нью-Йорка, и Кристофер Кокс, председатель Комиссии по ценным бумагам и биржам — американское правительство собственной персоной. Темой совещания стала судьба Lehman Brothers, активы которого продолжали стремительно сокращаться после майской речи Дэвида Айнхорна. Представители правительства намеревались четко заявить о том, что не выделят на спасение Lehman ни одного цента из бюджетных средств. Полсон, представляющий позицию государства на совещании, полагал, что он уже достаточно рисковал деньгами налогоплательщиков. Именно он одобрил выделение бюджетных средств на спасение Bear Stearns, а также ипотечных гигантов Fannie Мае и Freddie Mac. Недаром Джим Баннинг, республиканец от штата Кентукки, обвинил его в том, что он «ведет себя как министр финансов Китая». На взгляд Полсона, ситуация с Lehman Brothers давала прекрасную возможность раз и навсегда распрощаться с прошлым. Банкиры получат один полезный урок: каждый из них должен нести ответственность за свои собственные ошибки. Конечно, если Lehman Brothers пойдет ко дну, реакция рынков будет негативной. Однако секретарь казначейства и его коллеги верили, что игра стоит свеч. Кроме того, Lehman Brothers уже несколько месяцев ходил по лезвию ножа, и партнеры с биржи, вероятно, успели подготовиться к его возможному банкротству. Правительство попытается найти частного покупателя для Lehman Brothers; но если это ему не удастся, то оно отойдет в сторону, будучи уверенным, что крах банка не станет причиной хаоса¹⁰.