Агата

Агата

Ей открыла дверь мать Озерова. Неповоротливая, суетящаяся женщина с добрыми взволнованными глазами.

– Я прошу прощения, что не предупредила, – чуть покраснев, сказала Агата. – У меня окончательно сел аккумулятор на телефоне…

– Ничего-ничего! – Мария Петровна махнула рукой и пригласила гостью внутрь, одновременно отталкивая ногой большого рыжего кота. – Мы всё равно скучаем. Кириллу врач сказал лежать, пока не восстановится, Филипп на работе, а Дарья с мужем и детьми уже неделю как в отпуске. Поэтому у нас непривычно тихо. Выпьешь чаю?

Агата кивнула и с удовольствием вошла в тёплую кухню.

Их беседа заняла несколько больше времени, чем она предполагала. Мария Петровна щедро выставила на стол всё сладкое, что хранилось в шкафчиках.

– Ах, я забыла. У меня есть такие вкусные вафли…

– Я правда больше не могу, – призналась девушка, держась за живот.

Но Мария Петровна всё равно открыла дверцу и, вдруг замерев вполоборота, сказала так, как будто вспомнила что-то неожиданное:

– Я, наверное, тебя задерживаю. Кирилл наверху.

Она медленно закрыла дверцу.

– Он спрашивал – приедешь ли ты сегодня?

Агата осторожно встала из-за стола:

– Спасибо.

Девушка шла наверх, чувствуя, как у неё колотится сердце.

«Что тут такого, что он спрашивал?»

Дойдя уже до самой двери, она поняла, что всё это время упорно говорила себе, что едет помочь больному. Но почему-то ей радостно было, что она сможет увидеть его.

Кирилл спал, откинув голову на подушку. Видимая сторона лица его была спокойна и неподвижна. Тусклый свет пробивался сквозь окна и едва освещал комнату. Если бы Агата не знала, что на правом глазу у него сейчас повязка, то решила бы, что он абсолютно здоров. Она сделала ещё шаг и увидела, что никакой повязки нет: отёк ещё не спал, и второй глаз, закрытый припухшим веком, казался больше, как будто на лицо ему положили красноватую восковую печать боли. Агата, всегда с трудом переносившая вид различных травм, на этот раз на удивление спокойно отнеслась к увиденному. Несмотря на ушиб, выражение лица у него во сне оставалось детским.