Зависть, страх, вожделение, алчность, сплетни, политиканство – все это означало, что на протяжении времени отношения не причастных к идее города с тремя именами были непростыми и противоречивыми. Французы о чем-то чрезмерно пышном, пафосном говорят «
Османская реальность оказалась в распоряжении Запада – химера, отражение нашего собственного «я» в вымышленном творении{960}. В наши дни для привлечения туристов со всего мира по-прежнему используют афиши, разукрашенные соблазнительно задрапированными танцовщицами. В популярных документальных и художественных телефильмах мы слышим о византийских правителях, которые лишают зрения собственных сыновей, сжигают врагов в печах, о культуре, где в 641 г. охотно использовалась ампутация носа (после 705 г. возвращавшиеся к власти императоры стали заказывать протезы из чистого золота, закрывая часть лица, до того покрытую плотью).
Патти Ли Фермор, писатель и охотник за приключениями, отправившись по следам последнего византийского императора, в деревушке Мани под парами греческого
Это – город, чьи легенды и местоположение послужили источником множества вымыслов. При этом он послужил и почвой для суровой реальности: народных и политических протестов. Константинополь – Город с большой буквы, сложный, многообразный и неоднозначный – был выкован, а затем отлит заново в горниле определенных убеждений. Официально – империя, обитель Бога. Но разве народ получил возможность выражать свою волю благодаря стремительной смене правителей и вытекающей из этого нестабильности? Разве столь соблазнительное местоположение Византия, Константинополя, Стамбула – такая уж выдающаяся черта, что каждый житель чувствовал связь не только с правителем, но и с природным могуществом этого города?