Во-вторых, они широко использовали античное наследие, как непосредственно, так и в переложении его в «Опытах» Монтеня и трактате «О мудрости» Шаррона. Такое использование включало: аристотелевский натурализм, атомизм Эпикура, аналитические методы пирронистов и этические принципы стоиков. В-третьих, они брали на вооружение научные открытия, используя достижения астрономии для обоснования своей критики канонических догматов, а отчеты путешественников для укрепления доводов скептицизма[801].

Вольнодумцы начала ХVII в. были, по определению Мандру, «замешаны на классическом гуманизме, пропитаны античной философией и научными знаниями своей эпохи». Судя по своим лидерам (Ламот Ле Вайе, Гассенди, Патен), то были «люди высокой культуры», «люди науки», которые оставались, однако, «отрезанными от массы своих сограждан» – «носителями ментальной установки, еще лишенной влияния». И все же, признавал историк, существование этой когорты являлось «свидетельством той отваги, которой так недоставало эпохе гуманизма»[802].

Они не упустили ничего из того, что усиливало их позиции в борьбе с традиционными верованиями, отмечал Пентар. И они передали своим преемникам наследие Возрождения не как «груду устаревших фактов и мертвых понятий», а как «сочетание любознательности и деятельности, доктрин, пребывающих в развитии, принципов, из которых надлежало сделать выводы, наблюдений, готовых стать аргументами». Короче – «не охладевшие останки, а живую плоть». Хотя свободомыслие эрудитов было «страдающим, колеблющимся, поверженным, одолеваемым условностями и опасениями», способным «к самовыражению только через самоотрицание», без этого «воинствующего либертинажа» не существовал бы «победоносный либертинаж» Фонтенеля и Бейля[803].

Заметной оказалась роль либертинов-эрудитов в создании научных институтов Нового времени. Наиболее важными оказались три вида их деятельности – коллекционирование рукописей, научные путешествия и создание академий. Приобретение рукописей в ХVII в. стало модой, высшая знать норовила заполучить престижные раритеты. Первенство принадлежало Королевской библиотеке, которая, в отличие от личной библиотеки монарха, сделалась библиотекой королевства (ныне Национальная библиотека).

Созданное при Людовике ХIV это учреждение явилось, в частности, важнейшим центром приобретения восточных рукописей. Владелец крупнейшего в Европе частного собрания восточных рукописей, известный меценат и издатель Мельхиседек Тевено (1622–1692) был назначен хранителем Королевской библиотеки, став после этого членом Академии наук. Сама Королевская Академия наук была учреждена Кольбером в 1666 г. Вместе с Королевской библиотекой и другими основанными им учреждениями это событие знаменовало собой переход от типичного для эпохи Возрождения придворного круга ученых к научным институтам Нового времени (еще под патронажем монарха).