Отдельная глава – преследование книгопечатников и книготорговцев, поставившее под вопрос издание и распространение книг и сделавшее саму профессию опасной для жизни. Собственно умножение и ужесточение преследований красноречиво свидетельствовали о нарастании вероотступничества. Упомянутый Ла Ну, соратник Генриха IV, предъявляя счет обеим сторонам, утверждал, что религиозные войны породили «миллион эпикурейцев и либертинов». О «миллионе загубленных душ» рассуждал монах-кордельер Жан Буше. А Марен Мерсенн, член одного из монашеских орденов (Минимы), пламенный борец с вольнодумием (и одновременно математик, астроном, теоретик музыки, друг Гассенди и Декарта), заявлял, что «только Париж наводнен по меньшей мере 50 тысячами атеистов»[784]. Для сравнения с первой половиной ХVI в. – Кальвин, укоряя Маргариту Наваррскую в попустительстве, писал (1545), что число либертинов, «заразивших Францию», доходит до 10 тысяч[785].
Буше уточнял: «Эти эпикурейцы и либертины… пребывают уже на краю атеизма». Они все обсуждают: «почему Бог дал миру законы?», «почему запрещено прелюбодеяние?», «почему воплотился Сын Божий?», «зачем нужен пост?». «Таковы остроумцы (
Католическая реформация частью вызвала открытое возмущение неверующих, породив «
Другая часть либертинов избрала скрытую форму протеста, выработав в условиях жестоких преследований особый стиль поведения: «свобода мысли, покорность в поступках». Они не богохульствуют, свидетельствовал Буше, не посещают трактиры, не проповедуют, что спасение может принести любая религия. Они «боятся, что их сочтут атеистами», и потому ходят к мессе. Их принцип «вести себя в соответствии с религией страны и при том иметь свою особую религию». Их не отличить от «добрых христиан», и вместе с тем они «хуже дьявола». «Троглодиты», «крысы», клеймил либертинов иезуит Гарасс (Фр. Гарассус), требуя, чтобы они вылезли из своих «пещер», из своих «нор». Напрасно. Армия «либертинов, эпикурейцев, деистов» предпочитала «шествовать в тени»[788].