Хотя позиция «новых республиканцев», призывающих к реанимации республиканско-унификаторской модели, находит серьезную поддержку в широких политических и интеллектуальных кругах, официальный курс с известными колебаниями и отступлениями ближе их оппонентам, сторонникам политики многообразия. Не случайно Валери Пекресс, министр высшего образования и научных исследований в кабинете Франсуа Фийона (2007–2010), поручила обосновать этот курс именно Мишелю Вевьёрке с многозначительным тем не менее пояснением, что во всех областях, где сталкиваются позиции «республиканцев» и «мультикультуралистов», социологу следует придерживаться умеренности, искать такой путь, чтобы защита «универсальных ценностей права и разума» соединялась с «уважением к различиям»[932].
Вевьёрке, кроме разъяснения самого понятия многообразия –
Замечательна во многих отношений Хартия разнообразия 2004 г., подписанная представителями 1700 французских предприятий и объединений, список которых с тех пор расширился. Смысл ее выражен подзаголовком «Различия – это богатство». Подписавшиеся обязались добиваться, чтобы персонал их предприятий отражал культурное и этническое многообразие населения. С аналогичной инициативой выступило министерство государственной службы[934]. Еще раньше подобные акции были предприняты в рамках правящей коалиции. Николя Саркози, тогда генеральный секретарь Союза за народное движение, в августе 1999 г. обязался позаботиться, чтобы в списках партийных кандидатов нашлось место для выходцев из иммигрантов: «Если мы хотим представлять Францию, нужно научиться ее собирать». А Жан-Пьер Шевенман, министр внутренних дел, призвал в том же году префектов «диверсифицировать набор в полицию, чтобы дать место в ней молодежи иммигрантского происхождения»[935].
Первостепенное значение в институционализации этнических различий имел закон 1981 г., легализовавший объединения иммигрантов, придав им тот же статус, что и всем французским ассоциациям. В противоположность прежним временам, эти объединения стали для иммигрантского населения официально признанными посредниками в отношениях с профсоюзами, политическими партиями, а также с государством, как на местном уровне, так и на национальном. А для властей закон означал формализацию практики отношений с иммигрантскими общинами, иначе говоря – вопреки республиканской модели – признание иммигрантов в их этнической общности.