Позже вечером Магда отвела Лотту на чердак, где подготовила для нее кровать.

– Прости, это не самое удобное место, – извинилась она, обводя взглядом пустое помещение. – Но у нас нет свободной комнаты. Микаэла теперь живет в комнате Карла. Впрочем, я могу забрать ее к себе.

– Нет, все хорошо, – возразила Лотта, осторожно садясь на край кровати. – Все правда замечательно.

– Со временем мы сможем навести здесь уют! – Магда с волнением поправила маленькую баночку из-под джема, в которой стояли первые подснежники. – Смотри, я нашла их во дворе… Мне кажется, они очень милые.

– Спасибо, – тихо ответила Лотта. – Мне уже давно не приходилось спать в таком приятном месте.

Она обвела взглядом чердак и дотронулась до маленького яркого лоскутного коврика, который Магда положила перед ее кроватью.

– Я даже представить себе не могу, что тебе пришлось пережить, – сказала Магда, переворачивая ящик и усаживаясь на него.

– Мне непросто говорить об этом, – призналась Лотта.

– Может, мне лучше оставить тебя одну?..

– Нет, – возразила Лотта. – Останься… пожалуйста.

– Куда вас повезли… в тот день, когда я встретила тебя в Мюнхене?

– В Дахау.

– Дахау? – спросила Магда. – Но это всего в нескольких километрах от Мюнхена. Значит, вы были так близко от нас все это время? – Она наклонилась и взяла Лотту за руку. – Лотта, прости, что мы ничего не сделали, не попытались всему этому помешать.

Лотта улыбнулась ей:

– В этом нет твоей вины.

– А где твои родители? Где маленький Эзра?

– Они все умерли, – ответила Лотта. – Маме с самого начала нездоровилось. В первый же месяц ее забрали, и мы ее больше не видели. Наверное, ее отправили в газовую камеру. Отец работал в лазарете, он старался заботиться о заключенных, но в 1944-ом началась эпидемия тифа, он заразился и умер.

– А Эзра?

– Он разгружал вагоны с щебенкой. Работа была очень тяжелой, многие заключенные не выдерживали и умирали. Но ему удалось уцелеть.