В колечке было три камушка в платиновой филиграни, в центре рубин, а по бокам от него бриллианты, и когда она увидела это прекрасное кольцо, у нее перехватило дыхание.
– Я думал начать с каких-нибудь стихов. Но я почти год ждал, когда же скажу тебе все эти слова, и больше не хочу их откладывать. Руби, ты выйдешь за меня замуж?
– Да, – ответила она, довольная тем, как твердо прозвучал ее голос.
Он надел кольцо на ее палец – оно оказалось лишь чуть-чуть больше, чем нужно.
– Мы его подгоним по размеру. Оно тебе нравится?
– Очень. Когда…
– К вам безопасно зайти? – раздался голос Вай из коридора. – У нас есть шампанское. Руби, ты помнишь – то самое, что ты привезла из Франции?
– Что ты скажешь? Ты готова поделиться нашей новостью? – спросил Беннетт.
– Да. Главным образом потому, что мне хочется шампанского. Оно поможет стереть из памяти вкус виски, который так и стоит у меня во рту. Я сегодня днем в первый раз в жизни попробовала виски. Ужасная гадость.
– Я сделаю вид, что не слышал твоих слов, – прошептал он, а потом громко воскликнул, обращаясь к женщинам Тремейн: – Так где шампанское?
Они повернулись к Вай, Би и их матери; Беннетт обнимал Руби за талию, и ее сердце чуть не раскалывалось пополам при виде исполненного надежды предвкушения на лице Ванессы.
– Мы с Руби хотим поделиться с вами новостью. Минуту назад я попросил ее оказать мне честь – стать моей женой. И, к моему огромному облегчению, она согласилась.
Ванесса расплакалась, следом за ней не сдержала слез Руби, а следом за Руби – и Вай с Би. Пока они обнимались и плакали, пока Тремейны восхищались кольцом Руби, Беннетт открыл шампанское и наполнил их бокалы.
– За короля и страну. За счастливые дни, которые ждут нас, – сказал он.
– За счастливые дни.
Как только их бокалы опустели, Вай взяла мать под руку и потащила к двери.
– Пора позволить Руби и Беннетту поговорить. Ты дала им всего пять минут наедине, а потом настояла, чтобы мы взяли комнату штурмом.
Когда они остались одни – даже Саймон куда-то исчез, – Беннетт усадил Руби на узенькое канапе у окна.
– Ты счастлива? – спросил он, переплетая их пальцы.
– Очень. Что теперь?